Корона Мышки-норушки

– Иван Павлович, вы сейчас совершили распространенную ошибку, составили мнение о человеке, узнав лишь о его месте работы. Но поскольку не я предмет вашего интереса, давайте продолжим беседу о Екатерине. Теперь я знаю, что у вас с матерью не сердечные отношения, но вы не желаете ей ничего плохого. Вы не станете трезвонить на всех перекрестках о том, что от меня узнаете. Но информации очень мало. Да, я поехала по адресу прописки Екатерины, поболтала с соседкой. Та рассказала, что отец Кати умер, он был музыкантом, играл на рояле. Но это были не сольные выступления, он был аккомпаниатором. Мать – домашняя хозяйка. Екатерина – тихая троечница, хорошего образования у нее нет, замужество в ее случае лучший выход.

Элен покачала головой.

– Инна постоянно говорит о том, как обожает Леву. Но на самом деле она считает сына неудачником и боится, что люди поймут: парень дурак. Волкова очень зависит от мнения окружающих. Лева рассеян, неаккуратен, никогда даже тарелку за собой не уберет. Парень говорит и думает только о себе, весь божий день торчит в своем театре. Не знаю, на какие средства он его построил в центре города. Думаю, мать продала парочку своих цацок, Лев живет за счет Инны. Деньги мне на хозяйство она дает. Наследник мамаше до смерти надоел. Она спала и видела, как от него избавиться, очень боялась: вдруг «деточка» не женится, повиснет камнем на ее шее. Лев внешне приятный, на него многие внимание обращали, да живо понимали: симпатяшка эгоист до мозга костей, и убегали. Екатерина же хотела выйти за него замуж. Инна о ней ничего узнавать не стала, опасалась: вдруг выяснится нечто неприятное, придется девку вон гнать. А она единственная, кто готов Левушку в зубах по жизни тащить. Волкова надеялась, что Катя не захочет жить со свекровью, и чтобы пара побыстрее смылась, свекровь начала невестку шпынять. А та на все замечания и упреки отвечала: «Вы правы. Постараюсь изменить свое поведение». Чем больше мать мужа злилась, тем шире делалась улыбка Кати. Она не собиралась хватать Леву и убегать. Вдова делала все новые и новые попытки избавиться от невестки и сына. И в конце концов Катя сбежала. Почему?

Элен допила кофе.

– Не нужен ей был Лева. С Инной девушка не вступала в конфликт не из-за желания сохранить семью. Она хотела забрать то, что хранилось в сейфе. Но для осуществления задуманного требовался пароль. Железный шкаф не современный, не новомодный, через интернет его не открыть. Обычный такой несгораемый, с панелью, на которой цифры набрать надо. А как девочке их узнать? Если Инна уходит, я дома. Небось невестка хотела кабинет покойного Михаила обыскать, да никак не получалось. Терпение у нее, конечно, адское. Я бы не сумела так долго прекрасной женой Левы прикидываться. Да, видно, куш был велик, ради него и постараться можно. А потом ей повезло. Свекровь была в доме отдыха, я чем-то отравилась. Катя осталась наконец в квартире одна, нашла нужную информацию, обчистила сейф, и прости-прощай, дорогой муженек. Но это все лишь мои догадки. Скандалов в доме не было, сплошная вежливость, улыбки, показная любовь.

Глава тринадцатая

От места, где мы провели время с Элен, до дома, в котором до замужества была прописана Катя, езды оказалось около часа. Я съехал с проспекта в глубь квартала, повернул направо, налево и словно очутился в прошлом, в обычном московском дворе моих школьных лет.

Кирпичные дома стояли буквой П, между ними располагались детские площадка, скверик с лавочками, чуть поодаль виднелся деревянный стол. Вы не поверите, но на лавках вокруг него сидела компания мужчин в майках-алкоголичках и, беззлобно матерясь, стучала костяшками домино. На пустой скамейке лежал магнитофон, из него неслась песня «Ландыши, ландыши…»

На секунду мне показалось, что сработала машина времени и забросила меня в прошлое. Я думал, что таких дворов уже нет, и ошибся. Вот он, расположен в совсем не престижном районе, но его жители, похоже, счастливы.

Полюбовавшись на игроков, я нашел нужный подъезд, поднялся на седьмой этаж и позвонил в дверь, на которой была потускневшая табличка «Малежкины». Никто не спешил открыть створку. Зато распахнулась дверь в соседние апартаменты, из них вышла полная женщина в фартуке, она приветливо спросила:

– Кого-то ищете?

– Жильцов из сорок девятой, – ответил я.

– Они на работу ушли, – неожиданно сказала незнакомка.

– Я дальняя родня Бронислава Малежкина, – соврал я, – один раз приехал к нему, а никто не открывает.

– А-а-а, – протянула тетушка, – они все умерли. Жилье по наследству перешло Катьке, хотя она его не заслужила.

Я старательно изобразил удивление.

– Вся семья Малежкиных на том свете?

– Да, – подтвердила Татьяна Степановна, – одна Катька жива, Галка померла, когда еще в школу ходила.

– Галя скончалась? – осторожно уточнил я.

– Ага, – кивнула тетка, – не повезло Соньке по полной. Они в наш дом въехали, когда девки еще учились. Разница у них в возрасте маленькая. Не помню, кто старше. Сначала у них отец помер. Он на пианине стучал, спать нам не давал. Мне на работу в пять вставать, а за полночь сосед давай по клавишам долбасить. Я к ним в дверь позвонила, предупредила: «Еще раз после полуночи собачий вальс исполните, вызову милицию». Малежкин так удивился: «Это Моцарт!» Да хоть Пушкин! Плевать кто, но по ночам я спать хочу! Больше он не барабанил своего Моцарта. Потом помер. Не успел папаша убраться, Галка забеременела. Лет ей было пятнадцать-шестнадцать! Вот позор! Дома она пряталась, да все про живот знали, двор прямо гудел. Уехала рожать и не вернулась. Вместе с младенцем на тот свет убралась. Не повезло Софье. Она пару лет проплакала, и каюк ей. Катька одна осталась. Ой, хитра девка! Ой, хитра! Говорит одно, а на уме другое! Врет, как лошадь! Из себя герцогиню корчила!