Корона Мышки-норушки

– И как ты про раритет узнал? – удивился Лева.

Раздался смешок.

– Директриса тамошняя – женщина знойная, а мужика нет. Меня пригласил в Мукатин местный начальник на свадьбу дочери гостей веселить.

– В те годы так уже делали? – изумился сын.

Отец опять засмеялся.

– Так ничего нового на свете нет. В Москонцерте были администраторы, к ним следовало обратиться, на ушко шепнуть, что ты хочешь. Кого угодно присылали. Если вопрос возникал: а почему к председателю колхоза Задрюпинск из Москвы прилетела Гелена Великанова? Ты такую не знаешь, забыли про нее, а в коммунистические времена она была на пике славы, голос ангельский, сама красавица. Ее обожали. Заявится к главному колхознику человек в костюме, начнет наезжать:

– С чего бы знаменитость к вам за тысячу верст примчалась?

Тот спокойно ответит:

– Мы со студенческих лет знакомы. По-вашему, товарищ, Великанова с колхозником дружить не должна? Гусь свинье не товарищ? В СССР все равны. Или вы об этом забыли?

Обратятся к певице, она те же слова произнесет. И все довольны, администратор, артист, заказчик. В Мукатине после моего выступления в комнату, которую мне в качестве гримерки предоставили, женщина с букетом вошла. И давай мне в любви объясняться. Она оказалась директрисой местного музея, звала посмотреть экспозицию, про корону рассказала. Не первая красавица, но симпатичная пышечка, зачем упускать то, что само в руки падает? До самой моей смерти мы с Настей отношения поддерживали. И она была уверена, что в экспозиции находится большая ценность. А что вышло? Константин диадему взял, копию положил. А потом выяснилось, что Харченко мне отдал фейк. Но и в музее копия лежала! А куда настоящая корона подевалась? Неизвестно. Или Константин спер, или Сигизмунд. Ну им хорошо отомстили, на зоне у них много времени было, чтобы понять: нельзя меня обманывать! Нельзя.

Глава сороковая

– Но ты же точно не знал, кто ее спер? – продолжал Лев.

– Нет. Но круг возможных воров узкий. Очень они меня разозлили. Один Бронислав был вне подозрений. Он в больнице лежал, то ли отравился, то ли инфекция, не помню. Я его потом к себе аккомпаниатором взял, прекратил ювелиркой заниматься. Другое выгодное дело нашел. В советское время от куплетов моих все были в восторге. А когда капитализм у нас наступил, я стал популярность терять. Ну и переквалифицировался сначала в Ормлета, а потом Город построил.

– Я по тебе скучал, – с укоризной в голосе пробормотал режиссер.

– У Инны осталось много всего, – возразил «покойник», – да и я был неподалеку, нашел бы способ вам помочь. Твоя мать хорошая женщина, но…

– Жить с ней невозможно, – перебил его Лева.

– Да, – согласился отец, – я терпеливый, спокойный, постоянно был на гастролях, дома редко появлялся, но и то не выдержал.

– Понимаю, почему ты мертвецом прикинулся, – ухмыльнулся сынок, – развод бы маман тебе никогда не дала. Если бы ты уехал жить в другое место, Инна туда рано или поздно заявилась бы, спектакль устроила, в обморок упала, инфаркт изобразила. Ну почему у меня в труппе такой актрисы, как маман, нет? И во второй раз жениться она тебе никогда не дала бы. Осталось только умереть.

– Это было забавно, – признался отец, – новая жизнь со старым капиталом.

– Эх, жаль, неизвестно, где корона Сули, – вздохнул Лев, – небось сейчас она баснословных денег стоит.