Хасидские рассказы

— Что ты говоришь? Ривке…

— Ничего, Ханэ.

— Скажи мне только, Ривке, зачем это он руку хотел засунуть?..

— Молчи! — перебивает ее Ривке с испугом

* * *

К счастью, старик не слышит. Он погружен в свои псалмы. Прочитывает стих и тут же переводит:

— «Нет в устах их истины… Сердце их — пагуба; гортань их — открытый гроб», — яма, значит, чтоб проглотить… и «языком своим льстят»…

Ривке прислушивается с бледным лицом и стиснутыми зубами…

Ханэ смотрит на нее перепуганная…

Омраченный праздник

анун субботы. У порога — кучка мусора, которую осталось вымести за дверь; в миске отцеженная лапша, которую нужно еще облить ложкой бульона, чтобы не слипалась; на столе приготовлены водка для «кидуш» и два белых хлеба, которые покрываются шелковой салфеточкой,

Зорех, молодой хозяин дома, уже умылся. Двумя пальцами каждой руки выжимает он воду из пейсов. Мирьям, молодая хозяйка, стоит возле него и чистит его субботний кафтан.

— Ах ты… неряха! — улыбаясь, говорит она — Всего полтора года после свадьбы, а на что кафтан похож стал! Смотри, на лацкане, — стеариновое пятно! — Она счищает пятно ногтем, а потом проводит по этому месту щеткой.

— Довольно, — просит Зорех. — Ведь руки заболят. Ты совсем уже выбилась из сил, брось!

— Велика важность! Пусть лучше руки поболят немного, чем стали бы говорить в синагоге, что у тебя жена такая лентяйка и неряха, что даже субботней одежды не хочет тебе вычистить.

Она замечает еще пятнышко, снова нагибается и продолжает чистку. Ее бледное личико покраснело, глаза блестят, и она с трудом переводит дыхание… Но своего она добилась: Зорех целует ее в голову.

— Что тебе там так понравилось? — Она со смехом отодвигается от него. — Моя повязка?

— Ты бы хоть матери постыдился, — тихо прибавляет она.

Повязка, которая покрывает ее голову, и мать, которая повернулась к ним спиной, делая вид, будто ищет в шкафу свою библию, — вот что гнетет и давит ее.

До свадьбы у Мирьям были две длинных, толстых косы. Все девушки завидовали ее белокурым, шелковистым волосам. Когда она проходила по улице, люди мысленно говорили: «Вот идет само искушение»… Став ее женихом, Зорех, бывало, весь задрожит от радости, когда дотронется до ее волос. Но часто ли это ему удавалось? Помолвлены они были полгода, виделись всего несколько раз: один раз вечером, в праздник Пятидесятницы, в Симхас-Тору[33] они тайком ускользнули от «Гакофос»[34], а еще раз они встретились в Пасху, гуляя за городом. Тогда-то их и «накрыли»! И поднялись же после этого толки и пересуды! Раввин, призвав родителей, заявил им, что хотя он ни на секунду не сомневается в беспорочности молодых людей, но все же его совет поскорей сыграть свадьбу.

Мать Мирьям, «длинная Серель», даже всех перин и подушек приготовить не успела. Отец Зореха, живший заработками от витья веревок, не собрал еще всего приданого… Но свадьбу сыграли. А перед венцом Мирьям остригли ее шелковистые, белокурые волосы!