В дилижансе было темно. Я лица Хаима не видал и до сих пор не понимаю, как он узнал во мне еврея… Когда он влез, я сидел в углу и дремал, его голос разбудил меня. Во сне я не говорю… может, я
Он мне рассказал также, что жена его из Варшавы, и ей до сих пор не нравится Конская Воля…
— Родилась она, видите ли, в Грубешове, но воспиталась в Варшаве, у той «трефной» родни, — она была сиротой…
В Варшаве она нанюхалась других вещей мастерски знает по-польски, а адреса по-немецки читает без запинки. Она говорит даже, что умеет играть: не на скрипке, а на каком-то другом инструменте… А вы кто? — хватает он вдруг меня за руку.
О сне больше и думать нечего, и притом он меня заинтересовал. Захолустный молодой человек, воспитанная в Варшаве жена, жизнь в маленьком местечке ей не нравится… Из этого, кое-что да может выйти, думаю я, нужно только разузнать подробно, кое-что прибавить и — готов роман… А если я добавлю разбойника, каторжника, пару банкротов и еще какое-нибудь чудовище — это будет «чрезвычайно интересный» роман.
Я наклоняюсь к своему соседу и говорю, кто я такой…
— Вот как, — говорит он, — вы это таки, вы сами?.. А скажите мне, прошу вас, откуда это берется у человека спокойная голова, да столько досуга, чтобы выдумывать сказки…
— Вот видите!
— Вы, должно быть, получили большое наследство и живете на проценты…
— Упаси Бог, мои родители еще живы, до ста двадцати лет…
— Так вы, должно быть, выиграли в лотерею?
— Также нет.
— Что же?
Я действительно не знал, что ответить…
— Вы
Даю ему чисто еврейский ответ: бе!..
— И это весь ваш заработок?
— Пока…
— О-ва! Сколько вы имеете от этого?
— Очень мало.