Жена не отнимает рук от моего лица. Словно хочет показать: «Смотри, я не боюсь, я не считаю, что ты болен; а, если болен, то я тоже заражусь. Я готова разделить с тобой все, что тебе уготовано». Наверное, это и есть любовь! Готовность пережить вместе все тяготы и горести, не побояться заглянуть в лицо даже смерти и отвести ее от любимого своим взглядом.
Наконец Калла опускает руки и тихо вздыхает:
– Мы убиваем своих…
– Они бы все равно умерли, – бормочу я, прекрасно сознавая: это ложь, сказка в утешение напуганным деткам.
Веки Каллы подрагивают. Похоже, она силится сдержать слезы. Мгновение – и жена резко выскакивает в коридор. Меня пошатывает, дом качается вокруг, пол уплывает из-под ног. У двери в нашу спальню Калла разворачивается:
– Я не знаю, почему ты не болен, почему не заболела Би. А Эш и Тёрк… они заразились, отправившись за помощью. Где логика? Не понимаю… – В глазах Каллы что-то сверкает – странная неуверенность, которую я прежде за женой не замечал. Как будто всем ее разумом завладела одна навязчивая мысль, и она давит на нее, лишает покоя. – Почему ты не заразился?
– Не знаю…
Калла руками обхватывает талию.
– Здесь что-то случилось, – бормочет она.
И я понимаю: она говорит уже не об Эше и Тёрке. Она имеет в виду пикап, блокнот, мужчину, спавшего на нашей террасе, и страницы его дневника, спрятанные за обоями и под половицами.
– И, возможно, это продолжается… – Голос Каллы, задрожав, затухает.
Вырвавшись на свободу, слезы скатываются по щекам. Шагнув вперед, я заключаю жену в объятия. Уткнувшись лицом мне в плечо, она беззвучно, беспомощно всхлипывает. Мне хочется сказать ей что-то в утешение, но на ум не приходит ни одного подходящего слова. Потому что Калла, похоже, права. Все не так, как мы думаем…
Би
Домой я после обряда не возвращаюсь.
Я брожу, ища успокоения, по земле, изрезанной лощинами и вырытыми другими существами норами, там, куда приходят отдохнуть стадами олени. Нахожу вспученные кротами валики почвы и примятую лисами траву, клочки шерсти, тушки и обглоданные скелеты птиц. А потом ложусь под дубом, засыпаю и резко пробуждаюсь от странных видений и голосов, манящих меня идти дальше, все глубже и глубже в лес. Я снова перешла границу.
Скрепя сердце, послушавшись своих ног. Скользнув в лес, я ощутила тот же страх, что и всегда, – слегка пощипывающий, словно в предупреждение, но никогда не вгрызающийся клыками в грудь. Он хочет, он жаждет поглотить меня прямо здесь, среди деревьев, но я двигаюсь по подлеску быстро и настороженно. Правда, вздрагиваю каждый раз, когда из гнезд под колючими кустами выпархивают куропатки. Я тоже существо, только более пугливое, чем остальные.
Прислоняясь к старым, крепким на вид дубам, я прислушиваюсь к их приглушенному гулу, к треску и расщеплению ветвей. Я осмелилась позволить ветрянке проникнуть в мое тело – я решилась подпустить к себе смерть.
Я провела в лесу, за чертой Пасторали, уже две ночи и два дня. Я пью воду из ручья, прикладываю ладони к земле, чтобы ощутить ее тепло, и… ищу. Что-то, что не желает быть найденным. Потом снова пересекаю границу, подкрадываюсь к родильной хижине, прижимаюсь спиной к стене и напрягаю слух. Колетт с малышкой спят – я слышу их тихие выдохи. Интересно, рассказали ли Колетт о смерти мужа? О том, как он попытался вырваться из Пасторали, чтобы привести помощь для новорожденной, но вернулся назад зараженным? И долго ли она оплакивала Эша, пока не впала в сонное забытье? Сколь велика была ее скорбь? Ведь Колетт не могла не понимать: потеряв мужа, она, скорее всего, потеряет и ребенка.
Рядом с ней не смыкает глаз ночами Нетта. Она ухаживает и за малюткой, у которой так и нет пока имени, а потом подремывает в кресле у входной двери хижины. Обе теперь считают дни, часы, доли секунды, сознавая, что осталось им, возможно, немного.
А я опять возвращаюсь в лес. Иду на звуки трескающихся ветвей и шипение выплескивающейся болезни. Я ищу ее – вязовую ветрянку! Глажу ладонями стволы больных деревьев, пытаюсь нащупать заразный сок. Но болезнь только дразнит меня, словно не понимает: мне необходимо убедиться в том, что Эша и Тёрка казнили недаром, что они заболели настолько сильно, что их вылечить было уже нельзя. Мне нужно испытать то, что чувствовали они. Возможно, я схожу с ума. Такая мысль тоже меня посещает.
ebooksa