До конечной

22
18
20
22
24
26
28
30

Подхожу к приоткрытой двери, и сердце ёкает из-за звучания детского голоса в отцовской комнате.

— Я соскуцился. А де ты был вцела? И пациму у тебя такая большая сыска на гааве?

* * *

Повисает затяжная пауза. Именно из-за этого сердце в моей груди совершает болезненный кульбит и замирает вместе со всеми внутренними органами. Кажется, даже кровь перестаёт шуметь в ушах, застывает в венах.

Почему он молчит? Неужели нечего сказать ребёнку?

Я почти успеваю прислонить ухо к двери, как раздавшийся голос Захарова ещё раз вынуждает сердце дрогнуть и оборваться…

— Ты хмуришься точно также, как твоя мать. Даже складочка между бровями напоминает трезубец. Забавно…

В каждом его слове проскальзывают тёплые и мягкие, как бархат, ноты, способные заворожить звучанием любого слушателя. Особенно меня.

— Ты знаись мою маму Вику? — заинтересованно щебечет Тим.

Только не это! Зачем он о ней вспомнил сейчас? Ну зачем??? О таком без психолога не говорят. Он только-только начал забывать их…

— Знаю, Тимоха. Очень хорошо знаю.

— Аткуда?

Внутри меня взрывается паника, разлетаясь огненными расплавленными ошмётками по всему телу. Следом ледяными иголками впивается в каждую клеточку, липким потом спину покрывает, заставляет сорваться с места и влететь в комнату выпущенным скоростным снарядом.

Застаю Тима верхом на Жене. Он, как и обычно, пританцовывает попой на его упругом животе, рассматривая гонщика со всех сторон.

Ударившая о стену дверь вынуждает Тимофея подскочить от испуга и надавить рукой на больное плечо отца.

— Ааа, чччерррт! — Жене приходится взвыть от боли и прижать ребёнка к груди.

— Господи, Тим, слезь с папы! Сейчас же! Ему же больно! Разве ты не видишь? — испытав его муки, выпаливаю, и торможу у кровати, запечатывая рот ладонью. Под грохот собственного сердца, упавших туфлей и разбившейся вдребезги баночки от парфюма осознаю, что сорвавшиеся в пылу эмоций слова уже нельзя забрать обратно. Я только что перевернула наш маленький мир с ног на голову.

Глава 27. Не женский разговор

Евгений

Когда парень ворвался ко мне в комнату и без приглашения запрыгнул на кровать, как к самому близкому человеку, я какое-то время рассматривал его лицо и молчал, прислушиваясь к своим инстинктам и к его неугомонной детской речи. Он сразу же напомнил мне крестницу. Такую же энергичную, общительную и «останавливающую время». Убедил ещё раз в том, что я к этим маленьким, наивным и доверчивым сорванцам неравнодушен. А когда прижал напуганного ребёнка к груди, так память со скоростью света понеслась выдавать целый поток информации, одну за другой, от которой моя голова едва не взорвалась, переполненная яркими воспоминаниями…

— Ой, пласти! Пласти! Я не хотел… — как ножом по сердцу словами режет, едва не плачет, вину чувствует. Его худенькое тельце сотрясает дрожь. Она и меня пробивает током, синхронно, как сквозные пули, проходит навылет, задевая бешено колотящиеся органы внутри.