Все случилось летом

22
18
20
22
24
26
28
30

— Хорошо, — сказал Каспар. — Постараемся.

Он распахнул заднюю дверцу и спустил ступеньки. Этот домик на колесах был не так уж плох. Тесновато, правда, — много места занимал верстак с тисками и дрелью, — но были здесь и свои удобства. Поближе к кабине стоял старенький, но еще упругий диванчик, обитый коричневым дерматином, его сняли с отслужившей свой век машины. Там же над кабиной было приделано окошко, в которое при желании можно было посмотреть на мир.

— Я запру вас, — сказал Каспар. — Иначе дверь может раскрыться на ходу.

— Хорошо, буду вашей пленницей, — ответила Юстина, забираясь в кузов. — Только сначала отвезите меня домой, надо предупредить, что уезжаю.

— Какой солнечный день, — сказал Каспар, когда они, заехав к Юстине, выбрались уже на шоссе. — И вообще лето нынче прекрасное, — добавил он таким тоном, будто делал открытие. — Смотри, какая красота кругом.

Но Рейнис его не слышал. Ему было не до красот природы: он читал письмо, то самое, со штампом рижской редакции.

— Послушай, — сказал он. — Тебя это тоже касается, ты, пожалуй, главный виновник всего. «Уважаемый товарищ, — читал Рейнис. — Вашу басню «Пресмыкалка и Булка» использовать не сможем. Судя по этой работе, Вы плохо знаете жизнь. Иначе как объяснить тот факт, что из нашего светлого сегодня Вы выбрали как раз те отрицательные явления, которые для него не характерны. Кроме того, вы даете людям оскорбительные прозвища: Пресмыкалка, Булка…

Мой Вам совет: изучайте жизнь не из окна кабинета, а старайтесь проникнуть в самую гущу ее, тогда не будет таких вот надуманных побасенок. А задатки поэта в Вас, несомненно, есть».

Каспар тихо свистнул и покосился на друга. Худое лицо Рейниса омрачилось, губы плотно сжались, глаза сузились, точно свет стал слишком ярким. С напускным спокойствием он свернул конверт и спрятал его в карман.

— Что же теперь?.. — спросил Каспар. — Вот ведь…

Не зная, как утешить приятеля, он замолчал и вдруг чуть не подскочил от удивления: Рейнис смеялся, смеялся от души, весело и заразительно.

«Лучше, конечно, смеяться, — подумал Каспар, — так оно легче. Только что тут смешного?»

— Дай-ка я сяду за руль, — немного успокоившись, проговорил Рейнис. — Постараюсь проникнуть в самую гущу жизни.

Каспар остановил машину. Вышли проведать, как себя чувствует Юстина. Открыли дверцу, Юстина шагнула навстречу.

— Чему вы так громко смеялись? — спросила она.

— У нас великолепное настроение, — пояснил Рейнис. — А у вас?

— И у меня. Хотя я не смеялась.

— Ну что ж, путешествие продолжается.

Теперь Каспар сидел без дела, положив руки на колени, глядя на бегущую навстречу дорогу. Рейнис переключил скорость, и машина медленно, вся дрожа от усилий, стала забираться на крутой пригорок. Казалось, за ним кончится земля и будет только голубое небо. Но с вершины открылись новые просторы, словно новая страница огромной книги, и ее предстояло прочесть. Каспар вдруг подумал, что теперь вместе с ним и Юстина любуется ясным небосводом и для нее с каждого пригорка открывается новая страница этой волнующей книги.

По одну сторону дороги лежало поле со стогами сена. Трактор тянул громоздкую фуру, и двое крепких парней загружали ее сухим, как порох, клевером, а две девушки уминали его. Тракторист размахивал руками, что-то объясняя девушкам, — очевидно, как лучше укладывать, чтобы воз не накренился. И Каспар знал, что и Юстина любуется этим полем, возом и этими девушками.