Все случилось летом

До вечера было еще далеко, и Юстина решила прогуляться по разъезженной от шин и гусениц дороге. Сначала дорога подвела ее к болоту, потом повернула на старую вырубку, где разросся напористый молодняк, и, наконец, скрылась в сумраке елового леса. На вырубке вокруг старых пней поднимался малинник, маня спелыми ягодами. Юстина собирала их, продираясь сквозь гущу кустарника. Иногда она замирала, прислушивалась. Кругом такая тишь, от нее звенело в ушах, роились мошки, гудя, проносились оводы, в заросшей, обвалившейся канавке стыла бурая вода, настоянная на прошлогодней листве и подгнивших сучьях, а поверху сновали длинноусые пауки и черные юркие жучки.

Юстина была одна в этом зеленом царстве, но совсем не чувствовала одиночества. И здесь ключом била жизнь, — правда, жизнь несколько иная, невидимая. Юстина вскинула руки, словно пытаясь поймать луч солнца, потом громко вскрикнула, — захотелось услышать эхо. Но лес безмолвствовал. Не слыхать топота коня, проскакавшего полсотни верст с похищенной княжной. Вот это любовь, чистая, как музыка, легкая, как бег облаков, и вечная, как солнце!

Лес, казалось, звал к себе, звал познакомиться, и Юстина услышала его молчаливый зов. Древние ели, словно опахала, распластали над нею ветви с серебристыми иглами, зеленый мох мягким ковром лежал под ногами. Приникшие к земле кустики черники в упор смотрели на нее своими черными глазами — стоило лишь нагнуться.

Вырубка осталась позади, а Юстина, размечтавшись, уходила все дальше в глубь лесного царства. Неожиданно что-то случилось: небо стали заволакивать черные тучи, они росли, сгущались, застилая солнце. В кронах елей темнели сумерки. А лес по-прежнему был безмолвен. И вдруг, в одно мгновение он ожил — зашептался, затрещал, застонал, закричал на разные голоса. Деревья закачались, цепляясь друг за друга, напрягаясь из последних сил. Потом, будто по команде, разом стихли, присмирели, в немом молчании был слышен невнятный шорох где-то в глубине ветвей и мхов.

Застучали крупные капли дождя. Содрогаясь, прокатился гром.

Юстина бросилась бежать, не разбирая дороги. На пути попался лужок с полуразвалившимся сараем. Едва она успела юркнуть за покосившуюся дверь, как позади стеной обрушился ливень. Она протянула руку навстречу струям, и они разлетались у нее на ладони в тысячи дождинок. Ласточки, ликуя, по-прежнему с криком и писком носились над лугом. Как хорошо мчаться на горячем скакуне сквозь этот ливень, — и пусть с размаху бьют тяжелые капли, полосуют мокрые ветви, пусть грязь летит из-под копыт.

По сумрачному лесу, точно сброшенное с неба облако, блуждал туман. Близился вечер, отворяя в небе светлые оконца. Дождь утихал, и Юстина, отыскав дорогу, зашагала на склад. Она шла в радостном упоении, казалось, что сегодня ей открылась какая-то особенная правда. Юстине не терпелось поделиться радостью со своими спутниками, рассказать про необыкновенного дровосека, про лес, про бурю, про то, как ей хорошо.

А на станции ничего не изменилось, только мотор был разобран, и все суетились вокруг него. Юстина прислонилась к стене. Те трое были слишком заняты, чтобы заметить ее. Но через некоторое время Каспар спросил, где она так долго пропадала, и Юстина улыбнулась ему с благодарностью.

Скоро стемнело, и работу прекратили. Каспар был озабочен, сказал, что придется заночевать: осталось совсем немного, из-за таких пустяков нет смысла утром снова тащиться сюда. Юстина не возражала: здесь ей больше нравилось, чем дома, только пусть они послушают, что сегодня с ней приключилось. И пока они мыли в керосине руки, Юстина рассказала о дровосеке и его княжне. Однако не успела она закончить, как парень разразился хохотом.

— Попались вы на удочку, — проговорил он, давясь смехом. — Да ведь это же известный трепач, другого такого не сыщете. Его только слушай. Пойдет молоть, не остановишь. И уйти не уйдешь, схватит за пуговицу, держит. А вырвешься, дашь ходу, забежит вперед и трещит, трещит без умолку… Иногда ему братва в пивной поставит кружку, чтобы позабавил. Так, значит, дружок его княжну похитил? И прапорщиком был? Да он вовсе и не женат! Оба забулдыги — два сапога. Вчера тут куролесили, нахлестались вдрызг. Как это они на работу еще вышли. Просто удивляюсь!

— Ну-у! — протянул Каспар. — Бывают же люди.

Юстина засмеялась, но ей было совсем не смешно, и смех звучал неестественно. Ей хотелось все обратить в шутку, чтобы никто не подумал, будто она поверила этому старику. Забавный анекдот — и только. И все же было обидно: ее одурачили — как маленькой девочке вместо конфетки подсунули деревяшку, обернутую в красивый фантик. А она-то ходила по вырубке, напевая, стояла в дверях сарая, восторгалась дождем. Наивная!

Волосы, одежда, тапочки еще были влажные, и ей стало холодно. Теперь бы она с удовольствием вернулась домой. Все вдруг сделалось серым, некрасивым, незначительным. Вспомнив рыхлое и потное лицо дровосека, представив себе желтые, гнилые зубы старикашки, его шепелявую речь, Юстина вздрогнула от отвращения. К счастью, никто больше не вспоминал об этом, и ей не нужно было смеяться, прикидываясь веселой. Но куда девался ясный, солнечный день, куда девалась радость?

Местный парень простился и ушел, они остались втроем. Рейнис набрал щепок, прутьев и сложил на обочине дороги костер, но огонь не хотел разгораться. Подлили бензина. Высоко вскинулось пламя, сгустив вечерние сумерки. Пламя было красное с гребнем копоти. Каспар принес два чурбака и поставил их у огня. Потом достал сверток и разделил его содержимое на три части. Юстина взяла свою долю, но свинина была жесткая, хлеб соленый, и все вместе пахло керосином. Однако надо было есть, чтобы не обидеть ребят.

— Как подошва, — проворчал Рейнис и, наколов на прутик свой кусок, сунул его в огонь. Сало, потрескивая, капало на угли, и там вспыхивали синие огоньки.

Юстина с Каспаром последовали его примеру. Юстина любовалась игрою теней на лице Каспара. Временами лицо его как будто удалялось, отступая в темноту, потом возвращалось при новых вспышках костра. Вот оно, будто отлитое из бронзы: широкий лоб, умные, добрые глаза. А вот усталое, слегка осунувшееся, с четкой линией рта. Потом нежное лицо мечтателя, влюбленного. Каждый отблеск, каждая вспышка пламени открывали в нем что-то новое. «Так кто же ты, Каспар? Почему пересеклись наши дороги и где им суждено разойтись? А может, им и незачем расходиться?»

— Вы устали, — сказал Каспар.

— Да, — послушно ответила Юстина.

— Спать будете в машине на диване. Там тепло.

— А вы?