Брагин знал, что эта часть его научных результатов, достигнутая им за полгода фанатической неподъемной ни для кого кроме влюбленного фаната работы никогда и никому не будет нужна, никому и никогда – на его длинном или коротком научно веку – не будет продана… Но именно отсутствие барышей от творчества любви делала его фанатом победы… Вот и Петрович немного погрустнел, возвратился к своей банальной микрофонной скороговорке, обретя естественный, ничуть не измененный загробный голос, как раньше, когда сравнивал результаты моделирования с уже имеющимися результатами мирового уровня… А вот Лера на глазах Брагина расцвела, подверстывая под выводимые на экран графики логического функционирования, переходных процессов фрагментов схем, дополнительные рисунки… Она было явно «в теме», в ударе, «в кураже», она уже улыбалась нежно и чисто Брагину… Именно она, и никто другой в этом зале, во всем мире, где все продается и все покупается, была соавтором, сотворцом Брагинской победы… Пусть никому в мире это пока еще не нужно – ей это нужно, ее любви… Все, погрязшие в продажах и покупки, суетны и мелки… Все суетно и мелко в сравнении с любовью, творчеством любви…
Петрович чесал репу и, покачивая сокрушенно головой, шевелил белыми ледяными губами:
– Ну, ты даешь, старик… Зачем это тебе… На хрена такой фантастический труд, если знаешь заранее, что за это ни копейки не заплатят… Так, весь пыл и жар, все бесподобные результаты – коту под хвост… Зачем – не пойму… Ведь не платят за такое… Пока… И в перспективе неясно, когда заплатят… За гребаный космос… Ты хоть эти структуры, элементы запатентовал?.. Скоммуниздят за милу душу… Вместо космоса к какой-нибудь земной поделки пришпилят – не успеешь оглянуться… Чую, не запатентовал…
Брагин от слов, которые готов был услышать от кого угодно, но только не от Петровича, обмяк, невольно расслабился и улыбнулся неяркой улыбкой человека, сделавшего большое дело:
– Не было времени патентовать иногда…
– А зачем тогда выходить с секретами своих открытий и изобретений на презентацию и демонстрацию, – шелестел ледяными губами в ухо Брагину Петрович, – ведь даже мне, другим американцам за экспертизу этого чуда не заплатят ни цента… Все оговорено по протоколу… Ни тебе, ни нам… Главное, тебе шиш с маслом за труд и результаты фанатика… Ради чего?..
– Ради нее, – Брагин отстранил от уха Петровича и показал глазами на Леру, – ради любви и подарка любимой чего не сделаешь…
– Тебе хоть кто-нибудь эту работу заказывал?..
– Сам себе заказал… Под кураж… Все или много обессмысливается, когда делаешь за деньги, не ради любви…
– Ну, ты даешь, – ахнул Петрович и решительно включил микрофон, чтобы объявить результаты последних тестов космических элементов и фрагментов для систем на кристалле и пластине, и даже трёхмерных нейросетей будущего из стопок пластин.
Если бы знать куда земные и космические дела загнутся. Веря в скорбный и веселый дар предчувствия, веря в свою любовь, Брагин все же в практической жизни был недальновиден. Не было у него никакого азарта, даже интереса вникать в хитросплетения и тайные ходы, которые обязаны проявиться в самом скором будущем, повлиять на обозримую перспективу… Не смотря на дар предчувствия, он почему-то был уверен, никто, и он в том числе, не способен предвидеть, что будет с ним и с Лерой после этой презентации с демонстрацией, как повлияют все эти ходы и телодвижения, что, наверняка, обнаружатся, а пока для него и для Леры за семью печатями… Вот и у вездесущего Петровича, кроме обещанного гонорара за экспертизу Брагинских программ и прочих результатов своя мимолетная странная миссия… Пусть признался в чем-то человек, мол после вдохновивших его «Негров» и курить бросил, и с ползанием на брюхе завязал, только и он в Гурзуфе возник не случайно, чтобы выполнить свою быстрокрылую миссию и раствориться после ее выполнения в пространстве… Как будто и не было его: налетел легким облачком и исчез, выполнив странную миссию, сам вдохновившись, а теперь Брагина на новые подвиги вдохновив… Своим безыскусным, всамделишным удивлением, что можно, оказывается, делать великие дела фаната не за деньги, а ради любви и ради улыбки любимой…
А может Брагину дело с экспертизой, с тем же ошарашенным, комплексующим, рассыпающимся в комплементах Петровичем показалось чрезвычайно простым и ясным? Неужели все ему ясно с самого начала и до конца? Неужели ему так дорога тога влюбленного бессребреника, не желающего ни подо что на свете прогибаться и никому на свете продаваться в мире, где все продается и покупается? Откуда было ему знать, что впереди еще такая морока, что способна все на свете заморочить, всех истерзать и измучить – неизвестно за что и почему? Если знать, куда его дело, их дело с Лерой загибается, на какую тропку выводит, может, и соломки б подстелил – на всякий случай – только кто знает все и, кто доверяет полностью всем своим тайным предчувствиям и предощущениям?.. Мало таких… Вот и Брагин не доверял всем своим предчувствиям, только главным и добрым, а в плохих всегда сомневался, гнал их прочь – напрасно или нет, кто знает?.. «Интересно, когда выступят эксперты, – подумал Брагин, глядя на улыбающуюся Леру, радующуюся его успеху и ничего не подозревающую.
– Вот и ладушки, забирайте свою заветную флэшку, Евгений Михайлович, все в порядке, – сказал нарочито громко в микрофон Петрович и незаметно подмигнул Брагину. – Диагноз был верен – ваш комплекс из разряда выдающихся на мировом рынке, я бы сказал непревзойденных…
Во время легкой суеты и неразберихи, когда председатель пытался взять бразды правления в свои руки, но так и не смог ни у кого добиться вразумительного ответа: стоит ли, а если стоит, то где и когда состоится обсуждение, в узком или широком круге, Брагин прицепился мыслью к словечку «прогноз». Может это понятие применительно к распознаванию и определению вялотекущей или неизвестной никому болезни на основании замечаемых местных изменений, предполагаемых причин, а также особенно выдающихся явлений ее поможет разобраться с будущим живого организма. Вспомнил, что различают диагноз анатомический, этиологический и симптоматический, а искусство распознать болезнь называется диагностикой, особой формой предчувствия на предмет выявления болезни, определения шансов жизни и смерти. «Вот и я на пике радости, свершения устремлений, выполнения целей, поставленных в любовном порыве почему-то думаю о шансах жизни и смерти, – думал с горькой иронией Брагин, принимая поздравления коллег, – странно и горько это». Он уже почувствовал прикосновение руки и услышал ее голос, сообщивший, что их приглашают на торжественную процедуру в узком кругу в гостевую гостиную, где уже накрыт стол…
– Слушая, я так проголодалась, – сказала Лера, – что у меня нет сил на поздравления…
– А на поцелуй есть? – подставил ей щеку для поцелуя Брагин.
– На него всегда силы есть – даже у голодной девушки… – Она поцеловала его нежно-нежно, так страстно, что у него пошли мурашки по спине.
– Куда мы идем, – спросила тихо Лера.
– На фуршет в графских апартаментах, – хмуро ответил Брагин, – что Гиви с Вахой сподобились устроить по случаю успешной презентации.