И все разорванные звенья мыслей и чувств здесь в горах соединились – почему-то так думалось Брагину – и он был также почему-то уверен, что так же думалось и Лере, вдруг осознавшей именно здесь верховное оправдание и потаенный смысл: «Здесь и сейчас начинается новый виток свободы выбора, торжества любви и надежды взамен печальным предопределениям жестокой и несправедливой судьбы».
Лера шепнула ему, словно боялась, что ее кто-то посторонний мог подслушать:
– Когда есть желание изменить жизнь, надо начать с самого простого, элементарного…
– И что же ты надумала? – спросил Брагин..
А она смеется звонко и непосредственно, и сквозь смех, прерываясь, лопочет:
– Совсем недавно, несколько дней назад было освобождение во время дальнего заплыва и выхода из моря – это было потрясение и чудо… Я даже не почувствовала, как ты меня нес… Очнулась, только утром… Зачем очнулась?.. Лучше бы сон и явь продолжались, ты бы меня нес дальше… И вот мы здесь… Я уже знаю, что мне надо сделать, чтобы освободиться окончательно…
– И что же, милая?..
– Я только сейчас придумала… Это меня только здесь, сейчас озарило – я брошусь в море со скалы…
Брагин опустил глаза, и лицо его приняло замкнутое холодное выражение человека, который в душе сомневается, но уже не в силах ничего возразить. Он бессильно покачал головой.
– Говорю то, что считаю должным сказать… Предупредить что ли… Может, не надо, милая?.. Зачем мы забираемся так высоко?..
– А мы потом спустимся… Я же не заставляю тебя тоже прыгать вниз, сломя голову… Это нужно мне, а не тебе… Только это должно быть свободно, без толики внешнего принуждения… Должен быть порыв души моей… Так духу моему, стесненному неведомо чем, надобно… Я почему-то именно здесь, двигаясь легко и бодро, подумала об иноках и инокинях… В монастырских обителях говорят – «Чем свободней плоти, тем теснее духу» – потому и давящие колкие власяницы инокини носили, а прежние монахи пудовые чугунные вериги на себя возлагали… Наверно, невозможно войти легкими невесомыми шагами в царство Небесное… Впрочем, все мы носим вериги, только каждый свои…
Неловкая пауза, легкое смущение и беспокойство Брагина. Он даже остановился, как вкопанный, не одобряя взглядом намерений возлюбленной.
– Может, не надо?.. – его голос глухой и тусклый, но в нем столько беспредельного мучения.
– Я же на принуждаю тебя прыгать вслед за мной – это мне надо, а не тебе, Евгений…
– И все же…
– Тебе придется смириться… Тем более на развилке времени, тем более с потомком Вулича-Вуича… Ну, не надо кукситься, милый… Не беспокойся…
Неловкость и легкое отчуждение постепенно проходили – они двинулись вперед как бы порознь, но снова взялись за руки… Скоро они стали разговаривать почти непринужденно и весело о разных веселых пустяках, милых сердцам двух бесконечно влюбленных друг в друга существ…
Покой разливался над горами, а где-то вдали слева лучезарная воздушная дымка склонилась над маревом моря… Моря ли, воздушного пространства ли?..
– …Ради истины Твоей изведи из печали душу мою…
– … О чем ты просишь, милая, Кого?..