«Братец» Игорь от неожиданности вопроса часто замигал белесыми ресницами и, озираясь на Гарика, братву во главе с рыжим амбалом рыкнул:
– Как кого ищу?.. Тебя искал и хотел наказать…
– Так у тебя, братец Игорь, как впрочем и у братца Гарика даже шашки нет, чтоб разрубить меня от плеча до сердца… И нельзя меня сейчас рубить и доставать из-под сердца дитя с флэшкой, потому что я беременна и хочу быть счастливой матерью ребенка от любимого человека, понимаешь, братец Игорь… И братец Гарик понимает лучше тебя, потому что сделал и делает все возможное, чтобы сделать меня несчастной… – сказала с какой-то невыносимой горечью в голосе Лера и медленно, с ледяным презрением отвернулась от бывших женихов, ненавистных ее сердцу.
Она нагнулась, то ли подымая с земли шорты и футболку, то ли желая приземлиться, чтобы отдаться похотливым бесам – и вдруг стремительно сорвалась с места, как легкий, подобный голой пронзительной молнии, спринтер с низкого старта…
Никто из окружавших ее бесов не успел даже вскинуть руки и зацепить ее – а за что цепляться-то у молнии?.. Прожегши, рассекши голой испепеляющей молнией нестройные ряды очумелых парней, Лера стремительно рванулась вверх по горной тропке, уводящей влево к самой отвесной скале, обрывающейся в синем море…
Она побежала по тропинке через кусты и валуны к обрыву настолько легко и быстро, что за ней из братвы даже никто не погнался… Какой толк – все равно не догнать… Тяжелым осовевшим парням совсем не с руки было срываться, ускоряться, бежать, тем более, неизвестно куда – в сторону обрыва, в сторону опасности, зияющей где-то морской бездны…
Глава 52
И Брагину передалось в ощущениях блаженство Лериной шальной свободной мысли: только что она была смята, распята, унижена, и он, Брагин, был смят, распят унижен – лишь бы ничему не навредить, лишь бы не опрокинуть своим нечаянным движением, жестом хрупкий сосуд надежды на спасение – и вдруг все изменилось, освобождение, торжество свободы. Возлюбленная вырвалась из тисков, плен и все унижение похерены, она бежит вверх к обрыву, она свободна… А где-то внизу шумит море – и острые камни, и морская лазурь на стороне бегущей… Ее никто не ловит, она спасена от мерзости насилия… Она перехитрила судьбу, она побила все ее уловки, сломала все коварные развилки времени своим немыслимым побегом… И она бежит… Бежит… Ни горечи, ни жалких, ничтожных мыслей, ни униженных стонов, ни мольбы о пощаде – она свободна… И теперь ему, Брагину уже ничего в жизни не страшно…
Какое чудо – жизнь!.. Как терпко и сладко пахнет хвоей и полынью, нагретой землей и камнем, сухими сопревшими листьями… Как победно звенят цикады… Как радостно выводит свои рулады неведомая птица в кустах, наполняя горное пространство чистыми прозрачными звуками… И высокое небо надо всем… В такие мгновенья в горле встают слезы, не давая произнести ни слова, ни звука издать… И на глаза тоже слезы наворачиваются, чтобы тут же иссякнуть…
И вдруг стало тревожно и одиноко на сердце – куда же бежит, летит вверх ослепительная девушка-молния?.. Ведь если оказалось возможным взбежать на скалу, то вернуться назад, спуститься вниз уже невозможно… И отчаянная мысль пульсировала в безумном ужасе – ей даже оглянуться назад опасно… Можно поскользнуться, потерять равновесие и рухнуть на острые камни… И она не оглядывалась… Только уже не бежала, а шла вперед и вверх – до упора, до обрыва… И вот уже бежать, идти некуда… Некуда – только в никуда… И вдруг эта юная обнаженная девушка на краю обрыва, еще недавно напуганная и потрясенная, приговоренная судьбой к насилию и унижению, становится ослепительно сияющей, словно вбирает в себя весь круг солнца… Становится непостижимо свободной и светоносной на краю бездны…
Почему для нее не увеличилось земное расстояние между обрывом и морской поверхностью с острыми камнями?.. Почему пространство и время для нее сошлись в единый миг и траекторию полета с обрыва – вниз головой с втянутыми руками?.. Почему ничего никогда уже в ее жизни не будет?.. Так не должно быть!.. Для нее все должно быть впереди и надо быть достойной мига ее победы!..
И боксер Игорь первым опомнился и стал колошматить своими огромными кулаками бесов, миг назад готовых надругаться над светлым и драгоценным образом девчушки, мечтающей стать матерью, посылая один за другим гадких мерзопакостных бесов в нокдаун и нокаут. И очнувшись от ступора, Брагин тоже с ним против мирового зла и бесовства, плечом к плечу, спина к спине. Только опустошенный Гарик смотрел на этот смертельный бой, на все это сотворенное им, режиссёром, совсем не театральное, а страшное, живое кровавое действо… смотрел какое-то время равнодушно и безнадежно одиноким и презренным посторонним зрителем.
Бесы обнажили ножи. Но боксер успевал ловко вырывать у бесов ножи и бил обезоруженных бесов кулаками. Ещё сильней и мстительней бил боксёр бесов после того, как Брагина ударили ножом в живот и тот, скрючившись, осел на землю. А неугомонный боксёр бил бы до последнего, до упора, если бы его самого ножом, наконец, не ударили прямо в сердце. Он упал бездыханный со счастливой улыбкой. Это было предпоследним, что увидел окровавленный Брагин затухающим сознанием. А последним затуманенным взглядом зацепил финальную картину мести и ужаса, как опомнившийся и ополоумевший Гарик выхватил пистолет и несколько раз выстрелил в воздух, потом раз-другой в сторону убегающих обезумевших от страха бесов, положив на землю двух самых отмороженных, потерявших берега беспредельщиков, только что убивших ножами боксёра. А потом с тихой блаженной улыбкой на устах, словно ставя финальную точку затянувшегося чуть ли не с момента его рождения бесовскому действу, выстрелил себе в висок.
Брагин даже в потемках затухающего сознания почему-то был уверен, что Лера всё же не разобьется, не должна разбиться об острый каменный выступ в воде, потому что чисто вошла в воду, почти без брызг… Надеялся из последних потаенных сил, что скоро и к нему возвратится сознание, может, ему возвратят его, как недостающую главную суть для его жизни, их совместной судьбы, чтобы снова ожить, чтобы снова мыслить и верить в одну великую истину, что любовь побеждает все… Свобода выбора фатальна, чтоб не исчезнуть без загубленной напрасно любви…
Почему потом Брагин зримо представил то, что должна была увидеть Лера – не волны моря, а непробиваемую лбом стену в виде острых каменных глыб и гранитных нагромождений – об эту каменную непроходимую стену судьбы, фатума можно только разбиться в лепешку… Уже после похорон Леру, точнее, ее останков в закрытом цинковом гробу, в котором её доставили из Крыма в Москву, Брагину тоже пришлось испытать каменный удар судьбы, фатума…
На московском оживленном перекрестке в его автомобиль, стоявший за какой-то грузовой машиной, сзади на полной скорости врезалась в зад авто иномарка с безумным шофёром, перепутавшим педаль газа с педалью тормоза. Это случилось при правом повороте с Университетского проспекта на метромост и Комсомольский проспект. На Университетском Брагин был в доме безутешно матери Леры, по поводу устройства «сороковин», и за рулем находился в растрепанных чувствах…
Он видел в зеркало заднего вида, что сзади на него на дикой скорости несётся иномарка, было очевидно, что так страшно быстро и неумолимо приближается насилие, смертельное насилие, которого не избежать. Какая разница, поставил ты свою машину на ручной тормоз или нет, сопротивление фатуму бессмысленно. При снятии с ручного тормоза сохранялся хоть какой-то шанс смягчения удара судьбы только в том случае, если впереди было бы пусто, можно покатиться в пустоту, как-то пережив насильственный удар сзади… Но иномарка мчалась на бешенной скорости, даже если она начнет тормозить за пять-десять метров от тебя, то всё равно будет удар в зад огромной дьявольской силы. Но впереди у Брагина непробиваемой каменной стеной стоял грузовичок… Это уже чисто гипотетически можно было моделировать тупиковую катастрофную ситуацию: получив удар сзади, воспользовавшись инерциальным движением авто, вырулить и объехать грузовичок, пусть даже царапнув своей дверцей… Только видя в зеркало заднего вида летящую на него сзади дьявольскую катастрофную иномарку, которой уже при всём желании не затормозить, Брагин с ужасом разглядывал непробиваемую стену впереди… Уже не было ни малейших шансов спастись, обойти, пролететь по инерции мимо этой стены, вылететь на простор воздушных волн… И у Брагина в доли секунды в глазах, вернее в воспалённом сознание возникло видение Леры в её последнее мгновение – полёта, падения в море вниз головой, а вместо глади моря каменная стена – у Брагина и руки были не на руле а сложены по бокам, как в полёте в море, только он во что-то упирался изо всех сил, втягивая голову в шею, предельно напрягая все мышцы, физически и ментально, видя приближение каменной стены, чуя уже соприкосновение с ней… Конечно, это был конец, но для Брагина, в отличие от Леры, это был конец относительный со смещением позвонков и стенозом позвоночного канала, с инфарктом миокарда… Обо всём этому Брагину расскажут врачи из ЦКБ РАН в Ясенево… Расскажут и то, что у него это уже второй инфаркт за сорок дней, значит, первый, который он перенес на ногах, случился тогда, когда он видел бег Леры ввысь на каменный выступ, её полёт с высоты в море, на камни… Только Леры уже нет, а его белокрылые ангелы-защитники зачем-то сохранили для физического бытия на белом свете…
Часть XVIII
Без Демона и фаталиста