Обитель

– Который монастырь? – спросил министр. – Не Свято-Троицкий?

– Малый, – сказал митрополит. – Погорел. Там монахи из Успенского разберут погибших, устроят в Успенском же тихое погребение.

– Понятно. – Министр наверняка включил компьютер. По крайней мере, в трубке раздался шелест клавиш.

– Там еще полицейский погиб, – сказал митрополит. – Казаченко, Данилин помощник.

– Казаченко погиб? – Только тут в голосе министра прозвучала заинтересованность. – Как так?

– Всякое бывает, – сказал митрополит. – Его тело передадим через вас. Завтра монахи привезут.

– Подождите. – Министр окончательно проснулся, постучал чем-то по столу. – Так не пойдет. Я пришлю к вам следователя, он пускай все осмотрит.

– Не нужно следователя, – сказал митрополит. – Монахи сами разберутся. Дело церковное.

– Иосиф Владимирович. – Министр заговорил громче. – Казаченко – сотрудник органов. Его смерть мы будем расследовать.

– Нет, – сказал митрополит. – Сейчас не будете. Получите труп – расследуйте. А сейчас на святом месте искать нечего.

– Я… – Министр хотел, наверное, еще много чего сказать, но митрополит оборвал звонок. Открыл в книге отдельную обительскую страницу, стал с нее перебивать в чат с сестрой список братьев и сестер. Если Серафиму и собственного брата она должна была помнить, то остальных опознать могла только по описаниям. А в книге про каждого значился возраст, цвет волос, цвет глаз, у кого есть – приметы, родинки, уродства, шрамы. Печатал митрополит неспешно, отправлял строчки по одной. Сестра читала, но не отвечала.

Она в этот момент вела машину. В прошлом году брат перегнал детскому дому бордовый джип, на замену старому внедорожнику, который Варвара, в свою очередь, отдала приюту Марии. Приют Марии располагался еще дальше по берегу на север, и до него вообще дороги не было, машину с трудом переправили через просеки. Марии внедорожник был нужен для того, чтобы перетаскивать бревна. Ни в какой город она не ездила уже пятнадцать лет.

Варвара в города ездила. И в близкую Питкяранту, и в Петрозаводск. Во-первых, за гуманитарной помощью, которую монахи собирали в Свято-Троицком. Во-вторых, Варвара развозила по приютам детей – она единственная, кроме Иосифа, знала каждый дом, каждую матушку, умела без карты, без бумаг назвать, сколько у каждой детей, какого возраста и кто чем болен. Брат хранил в голове всю область, поэтому пользовался книгой. Варвара хранила только детей и помнила их сердцем, каждого поименно. И про Обитель, в которую ехала сейчас, могла с точностью назвать всех, кто там жил. Список иосифовский ей был не нужен – зря брат думал, что Варвара про Обитель ничего не знает.

В городе она встречалась с Юлием, с Адрианом, с Варлаамом, со многими братьями и каждого расспрашивала о том, кто в Обители родился, кто умер. Обительские братья, известные своей нелюдимостью и закрытостью, Варваре все рассказывали, потому что совсем ее не боялись. Выглядела Варвара в мире совсем не так, как ее запомнил Даниил Андреевич, однажды навещавший ее дом на Ладоге. Лицо ее, суровое с детьми, становилось благостным, тело все будто обвисало, расслаблялось, сливалось с тканью нечистого платья. Варвара сразу старела, лицо все покрывалось складками, а морщины из суровых растекались в усталые, все повидавшие.

Делала Варвара это не специально. С детства впитала, что мир есть большой и маленький. В большом мире правили братья: старший, Иосиф, служил митрополитом, младший – правил собственным монастырем, а значит, числился игуменом, даже если титула не носил. В маленьком же мире, в своем приюте, правила Варвара – воспитывала семерых детей. Иногда детей было меньше, иногда больше. Они появлялись в избе, потом исчезали, но про каждого Варвара помнила, где он теперь, чем занят. Так же, она знала, думал о своих детях и брат-игумен. Его и в Обители звали так – Отец. Потому что каждый мужчина по сути своей отец и муж.

Джип был очень послушный и ехал быстро, поэтому на место Варвара приехала раньше монахов из Успенского. Машину поставила так, чтобы фары на колодец указывали, хотя во дворе и так было светло от горящих досок. Крыши домов уже прогорели, обвалились, и только молельня еще стояла, обожженным скелетом подпирала небо. Варвара подошла к колодцу, глянула внутрь. Перекрестилась, сплюнула, поскрипела пальцами. Руки у Варвары были сильные, большие. Схватила верхнего человека в колодце, потащила наружу. Потом второго. Дальше без помощи было не обойтись. Надо было ждать.

Полчаса спустя в лесу раздался звук мотора. Рядом с джипом затормозила машина попроще, побитая «буханка». Из нее вышли монахи. Четыре молодца, одинаково суровые, хмурые, готовые к трудной работе. Двоих Варвара знала – самый высокий, губастый парень у нее в приюте два года прожил. Другой, с кривым, будто смазанным лицом, жил у Марии.

Все подошли, поздоровались.

– Благословишь, матушка? – спросил высокий. Варвара его по лбу ударила – не в благословение, а чтобы не думал к ней как к настоятельнице обращаться. Парень понял, голову приклонил.

– Из колодца тащите багром, – сказала Варвара, осмотрев инвентарь «буханки». – Потом один кто спустится, будет веревкой обвязывать тела, остальные вытянут.