Вор

– Не знаю, – пожал плечами волшебник.

– Можете попытать счастья в Аттолии, – предложил я.

Он тяжело вздохнул и ушел, забрав с собой Софоса.

После этого я был предоставлен сам себе, нежился в роскошных хлопковых простынях и набирался сил. Уговорил недовольного лекаря принести из библиотеки несколько книг – хотел разобраться, к какой эпохе относятся колонны у входа в лабиринт. Они не походили ни на что запечатленное на рисунках, и я пришел к выводу, что история Дара Гамиатеса началась за сотни поколений до прихода захватчиков. Каждое поколение прячет его в храме, скрытом под водами Арактуса, а потом следующее поколение с разрешения богов забирает его оттуда.

Если хочешь уберечь что-либо от воров, спрячь это получше и выставь надежную стражу.

Отец заходил часто, но ненадолго. В один из визитов он рассказал, что Софос целыми днями бродил по дворцу, объясняя одному кузену за другим, что мое обещание никогда не брать в руки меч отправлено в почетную отставку. Несколько человек и впрямь заглядывали проведать меня, каждый раз утверждая, что я вырос очень похожим на отца, и не все они кривили душой. Может быть, когда-нибудь в будущем мои тетки и дядья закроют глаза на то, что я прочитал слишком много книг и не умею скакать верхом, мелодично петь или поддерживать вежливую беседу. Все эти достоинства должны цениться при дворе гораздо выше, чем ловкое владение мечом, но почему-то не ценятся.

Зашла королева. Сказала, что мое сходство с отцом сводится к тому, что мы, согнувшись пополам в страшных муках, будем утверждать, что нам ничуть не больно. Я попытался заверить ее, что плечо меня совсем не беспокоит, и заявил, что мне пора встать на ноги. Она лишь засмеялась и ушла.

Еще через неделю, когда я наконец встал с постели и отдыхал в кресле, королева опять зашла меня проведать и осталась не на минуту-две, как раньше, а надолго. Вечернее солнце опускалось за вершины Гефестийских гор и наполняло комнату мягким оранжевым сиянием.

– Софос посетил твою фамильную часовню в честь Эвгенидеса, – сообщила она. – Его впечатлили все принесенные богу сережки, особенно изумруды-кабошоны герцогини Алении. – Наверное, кто-то рассказал ему, как злилась герцогиня, когда я стянул эти изумруды буквально у нее из-под носа. Возможно, этим кем-то была королева.

Я признался, что чувствую себя довольно неловко, видя, как он восхищается моими пожертвованиями богу, в которого я и сам раньше не верил.

– Понимаю, – сказала она. Мы оба перевели взгляд на Дар, который она крутила в руках.

– Будешь и дальше носить его? – спросил я.

– Нет. Мне с ним очень тяжело, – ответила она.

– И что ты с ним сделаешь, если снимешь?

Храм разрушен. Вернуть камень туда не получится.

Она долго молчала.

– Отнесу его на вершину священной горы и брошу в пламя Гефестии.

– Уничтожишь? – поразился я.

– Да. Возьму с собой свидетелей из нашей страны, из Сауниса и из Аттолии, и, когда его не станет, престол Эддиса будет переходить по наследству точно так же, как в других странах. – Она подняла глаза на меня. – Мне так велела Мойра.

Я кивнул, вспомнив вестницу богов в длинном белом пеплосе.