Тамада

22
18
20
22
24
26
28
30

— Рубашку бы тебе надо снять. Ее от пота хоть выжимай. Возьми мой платок, вытри лицо.

Девушки, поглядывая на них, о чем-то тихо заговорили. Послышался сдавленный смешок. Жамилят снова строго посмотрела на них.

— Отдохнули?

Те поднялись.

— А теперь возьмемся за другие валки и пойдем в обратную сторону. Пока дойдем до конца, будет перерыв на обед. Ибрахим, ты повяжи этот платок на голову. Солнце вон как палит! — Она подошла к нему и помогла повязать платок. — А молодицы сноровистые, — кивнула она в сторону сестер, которые уже начали сметывать валки. — Еле-еле угналась за ними.

Незаметно приспело время обеда.

Посреди поля соорудили подобие стола, настелили разнонерстных покрывал, на них поставили тарелки с мясом и хлебом.

Жамилят пристроилась среди женщин, но старики попросили ее пересесть поближе к ним.

— Алисолтан, сегодня я не председатель, а простая сгребальщица сена, — смеясь, ответила Жамилят.

Алисолтан торжественно поднялся со своего места, и все смолкли.

— Хотя в руках у меня нет гоппана с бузой или стакана с горькой, — начал он под сочувственные смешки и чей-то голос, мол, не мешало бы и этого, — я хочу от имени всех, кто здесь присутствует, произнести алгыш[25]. Я посвящаю свой алгыш Жамилят. Она сегодня тут, среди нас, она вместе с нами убирала сено, не чураясь черной работы, сидит она с нами за одним столом... Спасибо тебе, дочка, — поклонился ей старик, — ты сегодня в кои-то веки собрала нас на изеу, и даже сверстников моих пригласила. И мы с радостью пришли сюда, потому что верим в твое справедливое слово. Прошлой зимой люди дали немало колхозу сена взаймы, а долг никогда не забывается, так велось у наших предков. Мы верим, что не за дальними горами то время, когда колхоз наш станет зажиточным, много у нас будет и скота, и хлеба. А вот это мясо, которое стоит на столе, пусть будет залогом на-шего благополучия. — Он взял бедренную кость, отделил мясо и самую сочную часть протянул Жамилят.

А ей хотелось сказать этим людям много приятных и добрых слов, но накатывающие волны радости мешали говорить. Да и нужно ли добавлять что-либо к тому, о чем так хорошо сказал старый Алисолтан?

И мясо и шорпа были отменно вкусными на свежем воздухе.

И снова — за работу.

Миловидная хрупкая девушка несмело запела песню, и ее подхватили другие:

Эй, друзья, кончай обедать И скорей за дело, Чтобы поле, словно улей, Снова загудело. Ведь пока вы предавались Дреме да беседе, Не теряли даром время Хитрые соседи[26].

И лишь когда за горы спряталось солнце, угомонилась работа на поле. От усталости ныли руки и ноги, но любо было смотреть на ровные ряды копен, которые, точно сторожевые башни, терялись в предвечерней вышине. В воздухе стоял пряный запах сухого сена, в уши лезли беспрестанные песни кузнечиков. А вот и луна выплыла из-за Белой горы, полная, яркая, как начищенный медный таз. Тоже залюбовалась на их работу. Глядя на любопытную луну, Жамилят устало присела возле копны, почувствовала боль в правом боку. «Снова расходилась печень». Вскоре послышалось знакомое бибиканье ее «газика», который затормозил где-то в конце поля. Услышала, как шофер Аскер бегает от копны к копне и зовет ее:

— Жамилят! Жамилят!

Тяжело поднялась и пошла навстречу.

— Я тут, Аскер.

— Приехали гости, ждут в правлении, — выпалил он, подбегая к ней.