Тамада

Керим огорченно сплюнул и вздохнул.

Жамилят задумчиво кивала, глядя на Азрета. Пустое он место. Не ждут люди от него никакой помощи. Да и чего ждать от такого? Как мог Али доверить ему кошару? Уму непостижимо! Почему ему, а не Кериму? Может, решил: стар пастух? Но Керим куда опытней и энергичней, хотя Азрет ему в сыновья годится. Видимо, в Азрете привлек председателя тот же стиль руководства: резким словом больше добьешься, чем ласковым. Любимый тезис Али: «Нагони страху на человека, тогда он все сможет». Нет, не так это!

А Керим все говорил и говорил — многое накипело у человека в душе...

— Ради аллаха, дочка, не обижайся, скажешь, ишь разговорился старик, — виновато посмотрел он на нее.

— На что же я должна обижаться?

— Вот и ладно. Расскажу тебе вот еще о чем, — старик нерешительно помолчал. — Когда тебя председателем выбрали, вышел тут у нас большой разговор: к добру это или к худу. Сможет ли женщина, даже такая, как ты, управиться на мужской должности.

— А я разве какая-нибудь особенная? Женщина как женщина.

— Особенная, это точно. Все мы помним, как сражалась ты в партизанах. А раньше-то ислам запрещал вам вмешиваться в большие дела. Раньше толковали, будто женщине на роду написано быть рабой мужчины.

— И среди вас есть такие, кто так думает?

— По-всякому думают, — замялся старый чабан. — Но большинство — за тебя, Жамилят. Если в корень глядеть, то выходит так: испокон века наши жены-горянки волокли все хозяйство на своих плечах. Муж — в горах пасет отары, а жена — на ней весь дом держится. Сколько забот на ее плечах: и дети, и тканье, и работа в поле... Потому-то и зорче у нее хозяйский глаз — ведь за стольким углядеть надо. Мы, мужчины, хоть и верховодили в делах аула, но если по правде, без женского совета не обходились. Теперь другие времена. И вот, поговорив между собой, решили мы: выбрали тебя совсем не к худу. Может, твой зоркий женский глаз и принесет всем нам большую пользу.

— Спасибо вам за доверие.

— Но не все так, дочка, наверное, думают?

— Ты прав, Керим, не все.

— Мы и тем и другим рады бы тебе помочь, да ведь сама видишь: сами в нужде. И ты не обижайся на нас, что с первого дня, как ты нас увидела, с жалоб начали, — сказал старший чабан. — Али нам всегда твердил: «Курорт у вас тут, а не работа». Сама видишь, какой тут курорт.

В разговор вступил другой чабан, помоложе:

— Спасибо тебе, сестра, нашими лепешками не побрезговала...

— А побывал бы здесь Али денька два-три подряд, — перебил его старый чабан, — узнал бы, какой тут «курорт». Живем мы, как жили наши предки. Сидим тут, как медведи, ни о чем не ведаем, если бы даже земля треснула пополам, мы бы об этом не узнали. Получается, будто на краю земли живем, куда даже газеты не доходят. От него только и узнали, клянусь, — он кивнул на Азрета, — будто в Корее перемирие, войны больше нет. Но толком ничего не знаем.

— Неужели газеты сюда так трудно доставить? — не глядя на Азрета, спросила Жамилят.

— А кто должен? Я? На свои деньги я их должен покупать и сюда носить? Я не почтовый работник!..

— А кто ты? — сурово спросила она.