Тамада

— Скот надо спасать — вот что! — крикнул он и погрозил куда-то в окно. Кому?

За окном мела вьюга.

Встала и Жамилят.

— Харун, возьми колхозную машину, езжай на фермы за реку, — приказала она. — Мы втроем — Иван Иванович, Али и я — поедем на городском «газике» на кошару в Куру-кол.

2

Резкий холодный ветер, мятущийся снег.

Под каменными и плетневыми оградами намело большие сугробы. Селение затянуло белесой пеленой. Ветер в клочья разрывает дым, поднимающийся из труб. И будто нет неба, а просто туман над головой.

Али не помнил такой ранней и суровой зимы в здешних местах. Обычно выпадет снег, повьюжит, но через неделю-другую проглянет солнце и слижет снег с земли. А нынче — что ни день, то пурга. И холода — что твой Север.

Возле правления их поджидал «газик». Выехали из села и свернули влево, двинулись по едва заметным санным следам.

С тяжелым сердцем ехал Али в Куру-кол. Когда сидел в правлении и слушал разговор о сене, ему стоило больших усилий не выдать своего волнения. Действительно, куда оно делось? Рассчитывал, что хватит до весны. И вот тебе!.. Кто же виноват? С точки зрения Жамилят и этого товарища из управления, конечно, он, Али. А Харун? Для него это тоже неожиданность. А ведь, бывало, Харун неотступно вникал во все колхозные дела, ничто не укрывалось от его взгляда. Однако с некоторых пор — Али не заметил, когда именно произошла эта перемена, — Харун все менее и менее ревностно относился к колхозным делам, все больше и больше замыкался в себе. Случалось, встретятся наедине, поговорить бы, вспомнить старое, столько дорог прошли вместе, а говорить-то вроде и не о чем, и хочется поскорее разойтись в разные стороны.

Как-то Али остался в правлении один на один с Харуном. Запер свой кабинет на ключ, достал из стола бутылку коньяку, подмигнул другу юности, мол, давай-ка прополоснем горло.

Но Харун как-то странно взглянул на него.

— Ты чего, не хочешь?

— Нет, Али, мне нельзя, у меня язва желудка.

— Язва? Первый раз от тебя слышу.

— А я ведь говорил, да ты, видно, мимо ушей пропустил.

— Не может быть!

— Факт.

— Извини, друг, может и так. Сам знаешь, сколько разных забот на плечах, разве упомнишь все.

Молча кивнул тогда Харун, соглашаясь, Да, забот много...

Али взглянул на него и как бы увидел другими глазами — действительно лицо темное, худое, — а сколько морщин на ставшем огромным из-за залысин лбу! — на щеках коричневатые пятна. Харуна точил тяжелый недуг.