Буторин нащупал камешек, положил его на ноготь пальца и щелчком отправил в траву за спину немца. Тот обернулся на шелест в траве, и в то же мгновение Буторин беззвучно как тень метнулся вперед. Немец не успел пикнуть, как широкая сильная ладонь зажала ему рот, колено уперлось в спину, опрокидывая тело назад. И под лопатку вошла финка, пробив сердце. Не вынимая клинка из раны, чтобы на землю не накапала кровь, разведчики подхватили тело и унесли за дом, где положили в высокую траву.
Все, теперь предстояло действовать. Пропажу своего солдата немцы обнаружат быстро. Кто-то пойдет его искать. Они насторожатся, когда не найдут его или найдут убитым. Разницы никакой. Но тогда все будет испорчено, вся идея, как говорится, коту по хвост. Разделившись, разведчики двинулись к дому, в котором расположились немцы. Солдат с ведрами пришел с реки, вылил воду в корыто, установленное на деревянных чушках, чтобы лошадям было удобнее пить, и снова ушел к реке. Трое офицеров постояли на улице, покурили и, поежившись, вернулись в дом. Длинный офицер отправился вниз к реке.
Шелестов и Буторин переглянулись. Из окна дома, скорее всего, не видно солдат, которые возятся у костра. Да и тем более в доме горит свет, а на улице темнеет. Солдаты присели на корточки возле костра, над которым повесили котел, покуривая, они о чем-то разговаривали. Разведчики неслышно подошли к немцам. Но в последний момент один из солдат обернулся, думая, что пришел его товарищ. Крикнуть он не успел, потому что финка вошла ему в легкое. Второй не успел даже встать и обернуться. Бутрин сжал его голову, уперев колено в спину. Острый клинок скользнул по горлу, распоров его от уха до уха. Подождав, пока тела перестанут дергаться, поднырнув под окном, Шелестов и Буторин подошли к дому и встали по обе стороны от двери.
Громкий всплеск у реки. Или немец полез купаться, или… что-то долго нет второго с ведрами. Послышались шаги. Шелестов повел стволом автомата в сторону тропы, но там появился Коган, вытиравший какой-то тряпкой свою финку. Следом шел Сосновский, небрежно положив автомат на плечо. Разведчики переглянулись. В доме три офицера и ефрейтор. Ефрейтора желательно выманить. Тогда с офицерами будет проще справиться. Сосновский улыбнулся и хриплым, раздраженным голосом по-немецки громко произнес:
– Ты пересолил. Зачем ты высыпал в котел всю соль?
В доме послышался недовольный голос кого-то из офицеров. Поспешно затопали шаги. Ефрейтор не успел выйти из дома, как его сжали сильные руки, зажали рот, и лезвие финки быстро пронзило его сердце. Тело положили подальше от двери. Сосновский посмотрел на своих товарищей, поправил фуражку. Шелестов кивнул. Готовы! Пошли! Осторожно ступая в темных сенях, разведчики остановились у двери. Скрипнули ржавые петли, в комнату вошел стройный незнакомый гауптман в грязных сапогах. Три немецких офицера удивленно уставились на визитера. Майор с глубокими залысинами нахмурился и глянул в окно.
– Кто вы такой?
Но тут без разговоров в комнату вошли еще трое мужчин в гражданской одежде, с автоматами, которые навели на офицеров. Опешившие немцы даже не сразу схватились за оружие, но незнакомцы мгновенно обезоружили их, отобрав ремни с кобурами.
– Что это значит? – снова вспылил майор.
– Это значит, что вы сейчас будет выполнять все, что мы вам скажем, – на хорошем немецком ответил Сосновский. – Быстро всем снять мундиры. Быстро!
Немцы переглянулись, не спеша выполнять приказ гауптмана. Они посмотрели на майора, полагая, что тот должен принять какое-то решение, как старший по званию. Сосновский просто поднял пистолет и выстрелил в кружку на столе, которая стояла возле руки одного из офицеров. Пробитая кружка подскочила, разливая по столу коньяк, полетела на пол. Немцы мгновенно вскочили и стали поспешно раздеваться. Разведчики стояли и смотрели на них. Когда форма была снята, ее собрали и бросили на единственную кровать в углу. Шелестов поднял автомат и со словами: «Туда вам и дорога», – дал очередь. Три очереди автоматов оглушили, наполнили небольшую комнату пороховым дымом. Обливаясь кровью, немцы свалились как подкошенные на пол.
– Теперь, пока светло, все тела на берег, – распорядился Шелестов.
– Может, в погреб? – предложил Коган. – Тут погреб рядом есть с погнившим творилом. Туда сбросим, завалим всяким хламом.
Немецкая форма оказалась всем примерно по росту и по размеру. На небольшие несоответствия можно было не обращать внимания. Все-таки не на парад собирались, не красоваться на праздничной улице. Телеги решили использовать по назначению. Тем более что оставлять их здесь – значит подсказать кому-то о судьбе этой группы фельдполиции, которая странным образом исчезла.
К утру удалось обойти узел обороны на небольшой высотке в чистом поле – бетонные колпаки, траншеи, перекрытые во многих местах толстым бревенчатым настилом. Даже в утренней дымке все это было хорошо видно. Шелестов шепнул Буторину:
– А ведь сплошной линии обороны здесь нет. Вторая линия не сплошная! О чем это говорит?
– О том, что фашисты не собираются обороняться, а рассчитывают только на прорыв нашей обороны и надеются занять позиции далеко впереди. На востоке. А здесь располагаются просто позиции, на случай прорыва наших отдельных танковых частей, которые они свяжут боем. Поле простреливается, дорога простреливается, а доты наверху орудийные. Три из них точно. Пока нам это на руку. Пошли!
Обходить поле пришлось с севера, такой путь был короче. Разведчики спешили успеть за светлую часть суток преодолеть как можно большее расстояние и добраться до первой линии обороны немцев, рассмотреть позиции, пока светло, и принять решение. Ночью можно попробовать пересечь линию фронта. Когда группа садилась передохнуть, Шелестов снова разворачивал карту. Положение осложнялось тем, что никто не знал, как проходит передовая. Судя по звукам стрельбы, когда даже слышны пулеметные очереди, до передовой оставалось всего километров десять.
При следующей попытке выйти из леса группа наткнулась на минное поле. Столбики и надписи «мины» тянулись от опушки далеко вправо.
– Я думаю, что это противотанковые мины, – предположил Коган. – Танкоопасное направление прикрыли.