Наконец она входит в дом, закрывает дверь, зажигает свечу только с третьей спички и вслед за Арго, которая трется о ее ноги, отправляется спать, охваченная чувством одиночества, страхом и надеждой. Она знает, что будет спать плохо, в голове у нее роится множество слов, каких она никогда раньше не произносила, и множество вопросов без ответа.
В ожидании, когда ее победит сон, она думает о том, как было бы хорошо, если бы она умела плакать.
8
Охота на меч-рыбу
Гарри Кампелло не любит казни. Согласно его должности и нынешним временам, иногда ему приходилось на них присутствовать. Но казни он не любит. Будучи гибралтарцем, унаследовавшим горячую кровь итальянских и мальтийских предков, комиссар мог понять, что человеческому существу, которое подвержено ревности, ненависти, алчности, юго-восточным ветрам и не зависящим от него обстоятельствам, иногда охота, как говорится, поднять пыль на колокольне; и тогда оно убивает и заставляет убивать. Таков естественный порядок вещей: я убил ее, потому что она принадлежала мне, я убил его, потому что он не так на меня посмотрел, или чтобы обокрасть, раз уж он встретился у меня на пути, или потому что он мне помешал. На меня нашла добрая, старая и неизменная древнеримская ненависть, одно из самых серьезных смягчающих обстоятельств в этих краях. Или я выстрелил в его окоп из своего окопа или еще откуда-то, потому что он мой враг. На взгляд Кампелло, все это можно понять, усвоить и даже извлечь из этого некоторую выгоду: сегодня я за тебя, завтра ты за меня, в зависимости от того, как сложится. Мы в состоянии понять друг друга и сами определим, до какого края доходить, уж как выйдет – смотря по обстоятельствам. Но лишать человека жизни в организованном порядке и с холодной головой, имея время, чтобы все обдумать, и в соответствии с законом, – это для главного комиссара Гибралтарского отдела службы безопасности неприемлемо. Особенно когда ему, согласно должности, приходится по сути самолично накидывать петлю на шею очередному несчастному, – вот как сегодня.
Обо всем этом думает Кампелло, сунув руки в карманы, задрав воротник и глядя на солдат, которые ведут приговоренного на эшафот. Война и местная ситуация заставляют торопиться, так что на сей раз процедура прошла очень быстро: признание, военно-полевой суд, приговор. Конечный пункт. Правосудие Его Величества свершается молниеносно: расправа необходима как показательный пример. Время подходящее. Внутренний двор Мавританского замка, окруженного рвом, мокрый от недавнего дождя и предрассветной влажности, похож на ночное небо: иссиня-черное на западе, свинцовое на востоке, оно почти опустилось на старую башню замка, вокруг которой планируют первые утренние чайки, оглашая окрестности резкими криками.
У человека, которого сейчас повесят, подгибаются ноги, и охранники вынуждены тащить его под руки, потому что сам он идти не может. Кроме Кампелло, на все это смотрит католический священник в сутане, пара офицеров в мундирах, представитель губернатора и журналист из газеты «Хроника Гибралтара». Пока читают приговор – заговор, саботаж и так далее, и тому подобное, – приговоренный, у которого руки связаны за спиной, в ужасе смотрит на виселицу с намокшей веревкой, рядом с которой стоят военный палач и его помощник. Преступник шевелит губами, шепча что-то невнятное, а священник приближается к нему и тихо говорит на ухо какие-то слова. Затем приговоренный и двое охранников поднимаются на десять ступеней, и наверху все происходит очень быстро, в полном соответствии с тем, что в Британии называется эффективностью: охранники пятятся, помощник палача надевает на приговоренного черный капюшон, палач затягивает у него на шее петлю, нажимает на рычаг, в полу открывается люк, и тело падает, как тяжелый мешок, скрывшись до пояса, под щелчки ломающихся шейных позвонков.
Кампелло минует ворота замка, прислушиваясь к собственным шагам под каменными сводами. И оттуда, словно оставив позади мрачный подземный мир отзвуков и теней, он выходит на яркий свет, что заливает черепичные крыши под скалами Пеньона, простирается до бухты и гор на горизонте, озаряет стоящие на якоре корабли, повернутые носом на юг, где над побережьем Африки через прореху в тучах уже проникают перламутрово-розовые лучи – предвестники хорошей погоды.
Полицейский возвращается в центр – сначала узкими лестницами замка, потом крутыми улицами верхней части города и дальше теми, которые выходят на Мейн-стрит. На Бель-лейн он задерживается в только что открывшемся кафе – позавтракать и выкурить первую за день сигарету. Затем покупает газеты («Войска Оси изгнаны с севера Африки»), идет по главной улице, где одна за другой просыпаются торговые лавки, и почтительно останавливается, глядя, как поднимают флаг на балконе губернаторского дома: стук подбитых гвоздями ботинок, удары оружейных прикладов об пол, выкрики старшего сержанта, бряцанье оружия, звуки горна. Тарари, та, та. На мачте поднимается британский флаг, и снова стук ботинок и ружейных прикладов. И отряд солдат с безупречной выправкой, розовощеких, светловолосых и рыжих, марширует – ать, два, ать, два – до самой сторожевой будки на другом краю небольшой площади, напротив монастыря, вокруг которого расположились четыре бара и два магазинчика, где продают сигареты и алкоголь без наценки. Боже, храни короля. И храни Гибралтар, жемчужину Короны.
Ассан Писарро, Бейтман и Гамбаро ждут в конторе Отдела, напротив Трафальгарского кладбища. Кампелло созвал их в ранний час; и они подчинились – за те-то деньги, что им платят. Они в зале для заседаний; на столе пустые кофейные и чайные чашки, стеклянный стакан с карандашами, пепельница с логотипом ресторана «Белая лошадь», полная окурков, и блокнот. На стене – портреты Георга VI в адмиральском мундире и Черчилля, обещающего кровь, пот и слезы.
– Откройте окно, дышать нечем.
Они исполняют приказ. Все трое стоят навытяжку. Когда усаживаются, Кампелло их информирует.
– Парень перепугался, увидев виселицу, – заключает он.
– Надо было раньше думать.
Это произносит валлиец Бейтман – он ухмыляется, и бледные глаза его становятся еще холоднее. Остальные с ним соглашаются.
– Одной сволочью меньше, – замечает Ассан.
– Но на свободе ходят еще несколько, – произносит Капелло, – и вот ими мы должны теперь заняться. Только что в замке Кёрби дал мне сигнал, в своем стиле.
Они смотрят выжидательно. Нил Кёрби – человек губернатора по вопросам внутренней безопасности. Суровый и жесткий офицер, всегда прямолинейный. Двадцать лет назад служил в Ирландии, и по нему это заметно[35]. Настроение у него обычно скверное.
– Он утверждает, что формируется новый конвой. Через два-три дня все корабли будут здесь, включая эскорт.
– Большие? – интересуется Бейтман.