Союз «Волшебные штаны»

22
18
20
22
24
26
28
30

Кармен ускорила шаг. Она даже немного проголодалась: все эти дни она почти ничего не ела. «Я ем, когда счастлива», – сказала она папе над нетронутой тарелкой запеканки накануне вечером. Он не понял намека.

Когда она поднималась по крыльцу, сердце у нее колотилось – она ждала, какое у папы будет лицо. Может, его нет дома. Может, он ищет ее. Не хотелось бы врываться в дом, если там только Лидия и Криста.

Она заглянула в дверь. В кухне горел свет, но в гостиной было темно. Кармен не стала заходить, а прокралась за угол, чтобы посмотреть. Снаружи достаточно темно, ее не заметят.

Она подошла к большому панорамному окну, возле которого стоял обеденный стол, и застыла. Перестала дышать. Внутри снова разгоралась ярость. Она подкатила к горлу, и Кармен ощутила ее вкус – медный, будто вкус крови, на корне языка. Ярость опустилась вниз, в желудок, скрутила в узел все внутренности. От нее руки у Кармен онемели, а плечи свела судорога. Ярость распирала ребра, и Кармен ощутила, что они сейчас сломаются, будто сухие ветки.

Папа не пошел ее искать. Не вызвал полицию. Он сидел за обеденным столом с горой жареной курицы, риса и морковки на тарелке. Очевидно, настало время благословения. Папа держал за руки Пола с одной стороны и Кристу с другой. Лидия сидела напротив него, спиной к окну. Они сидели тесной дружной группой, соединенные руки отгораживали их, словно гирлянда, головы были склонены друг к другу, полные благодарности. Отец, мать и двое детей. И какая-то разобиженная, никому не нужная девчонка заглядывает в их дом снаружи, оставаясь невидимой. Ярость сделалась так велика, что ее стало невозможно удержать внутри.

Кармен сбежала по боковому крыльцу и схватила два камня – маленьких, по руке. Тело двигалось будто само по себе, бездумно, но, должно быть, она поднялась обратно по тому же крыльцу и замахнулась. Первый камень отскочил от оконной рамы. Второй, наверное, попал прямо в окно – Кармен слышала, как зазвенело стекло, и видела, как камень пролетел мимо самого затылка Пола и ударился в дальнюю стену, после чего откатился по полу к отцовским ногам. Она дождалась, что отец поднимет голову и увидит, что это она, что он увидит ее и она увидит его – и они оба все поймут.

А потом она бросилась бежать.

Тибби!

Я люблю уличные душевые кабинки. Люблю смотреть в небо. Я даже в туалет хожу на улицу, а не в эти душные сарайчики. Я – дикое животное. Так ведь можно сказать? Наверное, ты бы мигом возненавидела весь этот хрустящий песок под ногами, Тиб, но для меня это идеально. Мысль о том, чтобы принимать душ под крышей, вызывает у меня приступ клаустрофобии. Как ты думаешь, кто-нибудь заметит, если я стану ходить в туалет на задний двор? Хи-хи. Шучу.

Кажется, я не создана для жизни в четырех стенах.

С любовью,

Задумчивая Би

Указания, как попасть в кузницу, Лина получила вместе с пакетом плюшек от хозяйки булочной.

– Антио, красавица Лина! – крикнула ей вслед хозяйка.

Городок был настолько маленький, что все жители уже знали, что она – «красавица и тихоня» Лина. «Тихоней» ее с симпатией называли люди постарше. Ровесники называли ее безо всякой симпатии «зазнайкой».

Из булочной Лина заставила себя отправиться в кузницу – это было низкое отдельно стоящее кирпичное строение с двориком спереди. Сквозь распахнутые двери в темной стене Лина видела сине-оранжевое пламя в глубине. Неужели до сих пор можно заработать на жизнь изготовлением подков и корабельных цепей? Лину вдруг охватила глубокая мучительная жалость к Костасу и его дедушке. Бапи Костаса наверняка мечтал, что его внук унаследует семейное дело и сохранит его для нового века. Но еще она понимала, что Костас не для того поступил в Лондонскую экономическую школу, чтобы остаток жизни провести кузнецом в крошечной греческой деревушке.

Примерно как ее отец, который стал известным юристом в Вашингтоне, хотя ее бабушка с дедушкой до сих пор не понимают, почему он не пожелал открыть ресторанчик. Считают, что он обязательно так и поступит, когда дождется удачного момента. «Он всегда может вернуться к кулинарии», – уверенно говорила бабушка, когда заходила речь о профессиональной деятельности ее сына.

Между этим островом и всем остальным миром разверзлась какая-то загадочная бездна – как между старыми и молодыми, древним и новым.

Лина нервно топталась у входа во дворик. Костас в любую минуту может собраться пообедать. Она потеребила верх бумажного пакета в потных руках. Неожиданно она смутилась, что плохо выглядит. Утром она не вымыла голову, поэтому волосы, наверное, немного засалились на макушке. А нос облупился от солнца.

Костас появился на пороге, и сердце у Лины бешено заколотилось. В темной одежде он выглядел закопченным, как фигуры на старинных картинах. За работой он надевал защитную маску, и от этого волосы были встрепаны, а лицо раскраснелось и блестело от пота. Лина глядела на него не мигая. «Посмотри на меня, пожалуйста!»