– Нет, – припомнил Георгий. – Была жена, но год назад погибла на шахте. Придавило вагонеткой.
– Любопытно… – рассеянно произнесла Елизавета, явно о чем-то размышляя. – Вот что… Разыграем с ним один классический спектакль. Разыгрывать будешь ты. Слушай меня внимательно…
На следующий вечер Георгий вновь пришел к начальнику участка. Рабочие уже разошлись по местам, Гепп одиноко сидел в своей каморке.
– Добрый вечер, – поздоровался Георгий.
Иван мрачно взглянул на него и ничего не ответил.
– На участке все нормально? Происшествий нет? – спросил Георгий.
– Все в порядке, – ответил Гепп.
– Это хорошо… – сказал Георгий и поежился. – Сыро здесь у тебя! Холодно! Что, печь уже не топите? – он кивнул на стоящую в углу печку-буржуйку. – Напрасно. Топлива-то у нас хватает. Куда ни глянь, всюду уголь. Или, может, печка вышла из строя?
Он подошел к буржуйке, потрогал ее.
– Снаружи печка как печка, – сказал он. – Ну-ка, что там внутри? – Он открыл дверцу буржуйки и заглянул внутрь. – Да и внутри вроде все нормально. Если выгрести старую золу, то… Опа! А это что такое? Откуда это? Зачем? А, Иван Карлович? – Георгий выпрямился, в руках у него был пистолет. – Вот так топливо… – растерянно проговорил Миловидов. – Откуда это? Пистолет… Причем немецкий – вальтер! Смазанный, почищенный… Я не понимаю… Будьте так добры, объясните! Зачем вы держите на рабочем месте оружие? Да еще немецкое! Откуда у вас этот пистолет?
Произнося эти заученные слова, Георгий одновременно наблюдал за реакцией Ивана Карловича. Вчера вечером они с Елизаветой предусмотрели все возможные действия и слова начальника участка и соответственно ответные действия и слова Георгия. Но Гепп никак не проявил свои эмоции. Он продолжал спокойно сидеть за столом и смотрел на Георгия бесстрастным, сумрачным взглядом. Георгий даже слегка растерялся от такого безразличия Геппа, но делать было нечего, и он продолжил свой спектакль.
– Вы понимаете, – сказал он, – что я обязан доложить об оружии в НКВД? Пистолет, да еще и немецкий, на рабочем месте… ну и ну! И это в то время как… да тут и объяснять ничего не надо! Пять минут – и они будут здесь! Я говорю об НКВД.
Но и на это Гепп не ответил ровным счетом ничего и не предпринял никаких действий. Он все так же сидел за столом и спокойно смотрел на Георгия. Миловидову ничего не оставалось, как продолжить представление.
– И ведь не выкрутитесь! – сказал он. – Вы – немец, ссыльный, а значит, человек неблагонадежный. Вы под надзором. И тут нате вам – пистолет на рабочем месте! Вальтер! Где можно раздобыть такой пистолет в Кузбассе, в тысяче километров от фронта? Кто его вам дал? Для чего? В кого вы собрались из него стрелять? В директора шахты? В меня? Вы понимаете, что пистолет – ваш приговор? Смертный приговор!
Уж на такие-то слова, по мнению Георгия, Гепп обязан был отреагировать непременно. Он и отреагировал, но, опять же, совсем не так, как рассчитывали Елизавета и Георгий.
– Плохой из тебя артист, – сказал он.
– Может, и плохой, – согласился Георгий. – Но для тебя это ничего не меняет. Все равно в НКВД поверят мне, а не тебе. Разве не так?
Гепп медленно поднялся из-за стола.
– Но-но! – Георгий предусмотрительно отступил на два шага. – Если ты хочешь вцепиться мне в глотку, то учти: я моложе тебя, а значит, сильнее. К тому же у меня в руках пистолет. Который стреляет…
– Дурак, – коротко произнес Гепп, спокойно подошел к буржуйке и закрыл дверцу. – Я тебя раскусил давно. Наверно, уже год тому назад. Сомнительный ты и чужой. Так у тебя на лбу и написано – чужой. Понять было легко. Потому что ты плохой артист. И дурак. Раскусил и не донес. Так что спрячь свой пистолет и давай поговорим. Ты ведь за этим ко мне пришел: чтобы поговорить? – Гепп помолчал, поморщился и добавил: – Сопляк. – И добавил еще какую-то короткую фразу на немецком.