– Мне жаль, – сказал Влад. В голове возникла удручающая мысль: они напрасно сюда пришли.
– Янис Калниш, – гортанно произнес субъект с вытянутым лицом. Ломая язык, он закончил по-русски: – Работал водителем на складе в порту. Второй месяц без работы.
– Вы не ответили, как дела у Анны и ее людей, – произнес Андерс. У него был тонкий, какой-то женский голос. На губах обрисовались скорбные складки, он, кажется, о чем-то догадывался.
– Новости неприятные, товарищи. – Дымов сделал сочувствующую мину. – Анна Сауляйте и ее соратники вчера погибли – наш отряд попал в засаду легионеров. Был тяжелый бой, помимо партизан погибли двое наших товарищей и… еще один человек, оказавший нам услугу. Люди Анны вели себя храбро и мужественно.
Подпольщики окаменели. Их лица и без того не отличались богатством эмоций, а сейчас и вовсе превратились в маски. Садовский благоразумно молчал, вверив командиру ведение переговоров с местными «товарищами». Рамона изменилась в лице, похолодела. Остальные тоже пребывали в ступоре. Андерс Смилга втянул голову в плечи. Янис нахмурился – словно не мог понять, о чем тут говорят. Имелась у этих людей своя особенность: доходило не быстро, требовалось время все взвесить, обдумать. Возможно, оттого и несли большие потери.
– Вы уверены, что они мертвы? – вытянув голову из плеч, спросил Андерс.
– Я сожалею, – сухо произнес Дымов. – Эти люди погибли на наших глазах. Шел тяжелый бой с местными коллаборационистами. Перед этим Анна Сауляйте рассказала о вашей группе. Она не стала бы этого делать, если бы не доверяла нам. Моя группа понесла потери, у нас нет поддержки и прикрытия, мы бессильны на чужой местности. Нет рации, чтобы связаться с начальством и доложить о создавшейся ситуации. Мы знаем, что вы подчиняетесь ЛЦС и не обязаны нам помогать – в отличие от ваших товарищей из коммунистического подполья. Мы просим о содействии. Советское командование в долгу не останется.
– Правда? – Рамона усмехнулась. – Ваше командование удовлетворит желание большинства населения Латвии жить в независимом государстве?
«Насчет большинства вы, барышня, загнули», – подумал Влад. В воздухе становилось как-то напряженно.
– Оставьте политику, – поморщился майор. – У нас общий враг – фашистская Германия. Или, как говорят у вас на западе, – нацистская. Не время что-то делить и выяснять отношения. Красная армия уже заняла половину Европы. Предлагаю забыть про разногласия. Обещаю, что в отношении ваших людей не последуют репрессии, а все вопросы будут решаться посредством переговоров.
Не много ли он брал на себя? Сам чувствовал, что загибает. И последняя фраза была лишней. Неприязнь в глазах присутствующих переходила в глухую враждебность. Психология этой публики была недоступна советскому человеку. Они отстали во времени, сражались за несуществующие идеалы, были какими-то дремучими мастодонтами.
– Мы вам не верим, – сказала побледневшая девушка. – Мы имеем все основания не верить вам и тем, кого вы представляете. Все помнят тридцать девятый и сороковой годы, все, что вы делали в нашей стране. Мы помним эшелоны, в которых латышей вывозили в Сибирь. Это наша принципиальная позиция. Я не понимаю, почему Анна Сауляйте оказывала вам содействие. Допускаю, она имела приказ. Мы такого приказа не имеем… Простите, ничем не можем вам помочь, – эту фразу ей было нелегко произнести, но Рамона произнесла. – Во-первых, это противоречит нашим убеждениям. Мы не помогаем тем, кто нас убивает. Во-вторых, все равно нет технической возможности, гестапо ликвидировало все ячейки, и имеются сведения, что могут добраться до нас. Мы не собираемся бежать… на это есть причины. Добавить нечего, простите.
Женщина непроизвольно отступила к окну, взялась за подоконник. Она смотрела спокойно, но дрожь в пальцах выдавала волнение.
– Мы поддерживаем Рамону, – сглотнув, сказал Андерс. – Убеждениями не торгуем. Можете грозить нам убийством – это ничего не изменит.
Эти люди точно были с другой планеты! Все связанное с Советским Союзом решительно отвергалось. Красная армия была тем же исчадием ада, что и немецкая. Они прекрасно понимали, что русские придут и останутся навсегда, и все же на что-то рассчитывали. Убеждать их было бесполезно. «Тяжело же вам придется, братцы и сестрицы», – со злостью подумал Дымов. Латыши боялись, но вели себя дерзко, вызывающе. Рамона снова скрестила руки на груди, смотрела с вызовом. Контрразведчики переглянулись. Садовский пожал плечами: ну, идиоты, что с них взять. Просто не знают, что такое Восточная Сибирь со всеми ее неземными красотами…
– Хорошо, мы понимаем вашу позицию. – Дымов криво усмехнулся. – Не хочу угрожать, уговаривать, это ваш выбор. Но однажды вы поймете, что совершили ошибку. Успехов на вашем нелегком поприще. Пойдемте, коллеги. – Он развернулся и вышел из дома.
Сдерживая ярость, они спустились с крыльца. На улице ничего не изменилось. Вдоль дороги шла женщина с бидоном, пугливо покосилась на людей в мундирах. Проехал грузовик со штатской публикой. Стояла тишина, даже двигатель автомобиля работал приглушенно. Молодые оперативники переминались у крыльца, окутанные табачным дымом.
– Все курите? – буркнул Влад, проходя мимо. – Когда же вы накуритесь? За мной, господа, нас здесь не любят.
– Как же так, товарищ майор… прошу прощения, гаупштурмфюрер… – расстроился Мишка. – Даже чаю не налили?
– Уходим, мужики, – прошипел Садовский, невольно озираясь. – К нам здесь враждебно относятся, сдадут и не почешутся… Знаешь, командир, даже если бы они согласились нам помочь, я бы с ними в разведку не пошел. Ненадежный народец, сами не знают, чего хотят. И куда мы теперь подадимся? Одни в чужом городе – сами не местные…