***
Госсовет собрался в просторной столовой монастыря храмовников, приспособленной под зал заседаний. Здесь собралось ровно сто депутатов, канцлер придумал сложную систему представительства, чтобы в совете присутствовали как представители каждого графства, так и представители всех сословий – рыцарства, крестьянства, ремесленников, торговцев, предпринимателей. Марк настоял на том, чтобы отдельно были представлены люди умственного труда: врачи, педагоги, учёные. Словно из небытия возникли художники, поэты, музыканты, заявив, что являют собой отдельное сословие, чем вызвали большую растерянность канцлера. Творческой интеллигенции в империи было пока очень мало, к тому же это была весьма разношёрстная публика, слабо связанная общими интересами. Их присоединили пока к интеллектуальному сословию, хотя между сельским лекарем и городским поэтом было, прямо скажем, мало общего, а если их интересы представлял учитель математики, то вся эта братия дружно кричала, что творится чистейший абсурд, но эти споры решили пока прекратить, выбрав госсовет на принципах пусть и спорных, но всё же в основном приемлемых. Отдельным сословием, представленным в голосовании, стало духовенство, тут спорить было не о чем, духовенство очевидным образом стояло особняком.
И вот все сто депутатов собрались в зале и расселись за деревянными столами, расставленными таким образом, чтобы все сидели лицом к трону. По левую руку от трона сидели за маленькими столами три секретаря скорописца, вооружённые новомодными стальными перьями, они должны были записывать всё, о чём будут говорить на совете. По правую руку сидели за столом первые лица империи: Стратоник, Марк, Перегрин, Измаил, Форвин и магистр храмовников Жан.
Глашатай неожиданно громко сказал: «Внимание! Его величество император Дагоберт». Из двери за троном, которая вела в небольшую комнату, примыкающую к столовой, вышел император в сопровождении рыцарей гвардии. Депутаты встали, приветствуя императора. Дагоберт сел на трон, гвардейцы встали по обе стороны от трона. Император окинул всех спокойным холодным взглядом и просто сказал: «Здравствуйте, господа. Прошу садиться». Когда все уселись, Дагоберт безо всяких предисловий и вступительных речей предложил: «С Божьей помощью начнём. Кто хочет высказаться?»
На середину зала между депутатскими столами и троном с суетливой поспешностью выскочил маленький вертлявый человечек с подвижным лицом и, забыв представится, сразу начал визгливо выкрикивать: «Нам предложили рассказать о наших проблемах. Главная проблема этой страны – это бесчинства Белого Ордена. Ещё недавно эти храбрецы убивали на улицах беззащитных людей, а когда их урезонили, они начали действовать куда коварнее. Теперь эти кровавые чудовища лезут во все сферы жизни, хотя их об этом никто не просит. Они умеют только одно: убивать людей, но пытаются управлять производством, финансами, торговлей, всячески третируя и унижая достойных предпринимателей, усилиями которых сейчас создаётся наша экономика. Рыцари вымогают взятки у бизнесменов, запугивают их, порою просто отбирают собственность, нажитую непосильным трудом. В мирное время рыцари – самые бесполезные люди, мы кормим этих дармоедов, а они вместо благодарности издеваются над нами. Даже драконы никогда не были такими тиранами. Как так получилось, что власть оказалась в руках военных? Что это за дьявольский замысел? Орден должен вернутся в казармы, которые мы построим для них где-нибудь в пустыне, потом количество этих кровавых дармоедов должно быть сокращено раз в десять, а уж к экономике их и близко нельзя подпускать, экономикой должны заниматься профессионалы, которые уже добились в этой сфере успехов…».
Оратор ещё долго проклинал рыцарей и восхвалял бизнесменов-богачей, которых становилось в империи всё больше. Дагоберт был шокирован даже не столько содержанием этого выступления, сколько его истеричным тоном. Он знал, что к Белому Ордену будет очень много претензий и приготовился реагировать на них максимально конструктивно. Депутаты собрались сюда для того, чтобы рвать его душу, и он готов был позволить им это, у людей многое наболело и накипело, пусть выскажутся, а потом они во всём спокойно и детально разберутся. Но то, что он услышал, было не претензиями, а проклятиями, пропитанными такой лютой ненавистью, какой ни один рыцарь никогда не испытывал даже к драконам. Дагоберт заранее настроил себя на то, чтобы ни при каких обстоятельствах не терять самообладание, и сейчас он продолжал сохранять хладнокровие. Он уже собирался жестом руки прервать истерику брызгавшего слюной депутата, предложив ему письменно изложить все претензии к Белому Ордену и подать записку в секретариат, но тут начало творится что-то неописуемое. Не дожидаясь, когда первый оратор закончит, из-за стола вскочил ещё один и, встав рядом с первым, начал выкрикивать ещё более истерично: «Крестьяне не хотят отдавать зерно государству! Госзакупка платит нам сущие копейки, на которые мы едва сводим концы с концами. В нашем графстве есть люди, которые готовы покупать у нас зерно по гораздо более высоким ценам. Почему мы не можем работать с ними? Требуем прекратить императорский произвол».
Императора опять шокировал депутатский тон, но он почти обрадовался, что затронут реальный и очень важный вопрос. Он уже готов был объяснить, что госзакупки по фиксированным ценам – единственный способ сдержать рост цен на хлеб. Если крестьяне начнут сдавать хлеб местным бизнесменам, которые предложат чуть более высокую цену, эти бизнесмены продадут зерно хлебопёкам по ещё более высокой цене, а то и перепродадут посредникам. В итоге кто-то заработает на этом состояние, но стоимость хлеба вырастет в разы, при этом бизнес будет постоянно снижать закупочные цены на зерно, так что крестьяне тоже слезами умоются. Можно было спорить о том, достаточно ли платит сегодня госзакупка крестьянину, но об этом надо было говорить по-деловому, с цифрами, а не с брызгами слюны. Император хотел предложить оратору успокоиться и дать слово канцлеру, который объяснит, в чем выгода крестьян и всей страны, но тут выскочил третий оратор и, грубо оттолкнув первых двух, закричал:
«Мы требуем народовластия! Мы – избранники народа, мы должны всё решать. Войну выиграл народ, а не одни только рыцари. Страной правят профессиональные убийцы! А должны править мы, честные труженики».
Оратор ни мало не походил на честного труженика, напоминая скорее сумасшедшего поэта. С этим император уже не собирался вступать ни в какую полемику, он лишь пожалел, что они заранее не продумали вопрос о том, как и кто должен затыкать рот подобным нарушителям порядка. Но тут едва ли не всех депутатов охватило самое настоящее беснование, которому не удалось бы противопоставить никакие заранее продуманные меры. Они начали кричать с мест, некоторые даже вскакивали на столы, чтобы их всем было видно и слышно. Речей уже никто не произносил,
Выкрикивали только лозунги, сливавшиеся в один непрерывный вопль, лишь изредка можно было различить некоторые отдельные фразы: «Всю власть народу!», «Требуем честной оплаты труда!», «Долой рыцарей-убийц!», «Долой императора!», «Да здравствует республика!», «Смерть кровавому узурпатору!».
Дагоберт сильно побледнел, но в лице не изменился. Он медленно встал с трона и спокойно, не торопясь вышел из зала, удалившись в смежную комнату. Рыцари гвардии последовали за ним. Почти сразу же поднялся Стратоник, последовавший за императором, а следом и все члены малого совета. В зале продолжалось беснование, в комнате никто не решался сказать ни слова. Император молча смотрел в окно, стоя к соратникам спиной. Наконец Стратоник подошёл к императору и протянул стакан воды:
– Выпейте, государь. Хотя, наверное, лучше бы коньяка? Сбегать?
– Нет, – почти спокойно сказал император. – Сейчас надо иметь ясную голову, – он залпом выпил воду, рука, державшая стакан, слегка дрожала. Не поворачиваясь к друзьям и продолжая смотреть в окно, император тихо спросил:
– Жан, сколько в монастыре храмовников?
– Триста мечей, государь.
– Достаточно, – по-прежнему спокойно, почти шепотом проговорил император. – Усиль караулы у входа в монастырь, так же поставь караул у дверей этого зала. Все депутаты арестованы до дальнейших распоряжений. Для нас найди в монастыре помещение. В этой комнате сделай караулку для своих рыцарей.
Жан отдал распоряжения храмовникам и провёл лидеров в небольшую столовую на шесть персон. Она располагалась на другом конце монастыря, и депутатские вопли сюда не доносились. Оказавшись в этой небольшой уютной комнате и усевшись за добротный дубовый стол, все вздохнули свободно.
– Может, приказать приготовить обед? – спросил Жан.
– Не надо, – ответил император. Прикажи сварить кофе и пусть воды принесут. Перегрин, вызови в монастырь группу дознавателей, самых опытных, какие есть. Объясни им, что тут произошло, потом пусть опросят секретариат и приступают к допросам депутатов. После первого допроса каждого депутата – в одиночную камеру. Жан, найдёшь для этого достаточно помещений?
– Тюремных помещений в монастыре, конечно, нет, но все кельи, рассчитанные на одного монаха, пустуют, потому что устав предписывает храмовникам жить по двое.
ebooksa