– Выбирать приходится между меньшим из двух зол, – соглашаюсь я. – Однако усиление китайского влияния вызовет рост американской озабоченности, а это лишь разожжет геополитический конфликт, что тебе так не нравится.
– Людям здесь нужны китайские деньги для строительства плотин. Без развития инфраструктуры они не смогут решить свои проблемы…
– Возможно, эти деньги нужны подрядчикам, – перебиваю ее я, – но не простым людям.
– А кто в твоем представлении является «простыми людьми»? – спрашивает Цзяньвень. – Я говорила со многими здесь, в Муэртьене. Все говорят, что бирманцы не хотят строить здесь плотины, но местные жители будут им рады! Вот ради чего сражаются повстанцы – ради того, чтобы сохранить свою автономию и право управлять своей собственной землей. Разве для тебя право на самоопределение ничего не значит? Как то, что солдатам позволяют убивать детей, может привести к лучшему мироустройству?
И вот так мы можем продолжать до бесконечности. Цзяньвень не способна видеть правду, потому что насмотрелась боли.
– Ты ослеплена болью этих людей, – говорю я. – И сейчас ты хочешь, чтобы вместе с тобой страдал весь мир. С помощью «Сострадания» ты обошла фильтры традиционных средств массовой информации и благотворительных организаций, чтобы обратиться к конкретным людям. Но зрелище женщин и детей, умирающих прямо на глазах, для большинства людей является настолько сильным потрясением, что не позволяет им разобраться в сложных хитросплетениях обстоятельств и событий, которые привели к этим трагедиям. ВР-опыт – это чистой воды пропаганда.
– Тебе не хуже меня известно, что сделанная в Муэртьене виртуальная реальность – не подделка.
Я знаю, что сказанное Цзяньвень – правда. Я видела, как вокруг умирают люди, и даже если та виртуальная реальность была подправлена или вырвана из контекста, в ней достаточно правды, чтобы остальное не имело значения. Как правило, лучшая пропаганда – это правда.
Но есть еще и другая, глобальная правда, которой Цзяньвень упорно не видит. Только из того, что случилось нечто, еще не следует, что это становится решающим фактом; только из того, что кому-то приходится страдать, еще не следует, что существует лучший выбор; только из того, что люди умирают, еще не следует, что нам необходимо отказаться от высших принципов. Мир не всегда можно представить черно-белым.
– Сострадать – не всегда хорошо, – говорю я. – Безответственное сострадание делает мир нестабильным. В каждом конфликте многие взывают к состраданию, это приводит к эмоциональному вовлечению посторонних, что расширяет конфликт. Для того чтобы разобраться в этом болоте, необходимо, опираясь на рассудок, прийти к наименее болезненному ответу – правильному. Вот почему на некоторых из нас возложена обязанность изучать и понимать сложные проблемы этого мира – и решать за всех остальных, каким образом разумно проявлять сострадание.
– Я просто не могу отключиться от этого, – говорит Цзяньвень. – Просто не могу забыть мертвых. Их боль и ужас… Теперь они являются частью блокчейна моего опыта, которую нельзя стереть, нельзя удалить. Если ответственность означает способность не чувствовать чужую боль, тогда ты служишь не гуманности, а злу.
Я смотрю на нее. Я ей сочувствую, честное слово. Это очень печально – смотреть на страдания своей подруги и сознавать, что ты ничем не можешь ей помочь, сознавать, что ты на самом деле должна причинить ей еще большую боль. Иногда боль и признание боли действительно эгоистичны.
Я задираю блузку и показываю закрепленный на спине ВР-рекордер.
– Запись продолжалась до того самого момента, как началась стрельба на территории лагеря и меня повалили на землю.
Цзяньвень смотрит на ВР-рекордер, и у нее на лице последовательно сменяются шок, осознание, ярость, отрицание, ироническая усмешка, а потом – ничего.
Как только виртуальная реальность, основанная на том, через что мне пришлось пройти, будет загружена (особого редактирования не потребуется), у нас дома разразится громкий скандал. Беззащитная американка, глава благотворительной организации, занимающейся оказанием помощи беженцам, подвергается жестокому обращению со стороны китайских повстанцев, вооруженных оружием, купленным на деньги «Сострадания», – трудно представить себе более действенный способ дискредитации муэртьенского проекта. Как правило, лучшая пропаганда – это правда.
– Извини, – говорю я совершенно искренне.
Цзяньвень молча смотрит на меня, и я не могу понять, что у нее в глазах – ненависть или отчаяние.
Я смотрю на нее с сожалением.
– Ты смотрела первый муэртьенский клип? – спрашиваю я. – Тот, который я загрузила?