— А что мне еще остается? — Лениво ответил Антон
— Делом займись. Социально полезным, бесполезным, трудным, легким — любым. Отвлекись. Не знаю — сыграй в защитника слабых и угнетенных, если тебе легче от этого станет.
— У тебя нет права говорить такое. Ты травишь людей наркотиками и окунаешь в разврат. Можно подумать ты знаешь, что такое добродетель, что значит защищать слабых и угнетенных.
— А я должна? Я не защищаю слабых и угнетенных, да, ты верно заметил. Но ты впитал воспоминания уже двоих девушек из числа посетителей, поэтому скажи, нужно ли им это? Многие из тех, кто приходит сюда, даже не хотят жить. Для них мой клуб — лимб, где они могут пребывать в своих бессмысленных удовольствиях в ожидании смерти. Вспомни Катерину. Я более чем уверенна, что ее сюда привела трагическая история, с которой она не смогла смириться.
— Муж избивал ее, и она отравила его бытовым газом во сне. Она не смогла избавиться от вины. — утвердительно пробубнил Антон
— Поэтому для нее единственным способом ненадолго унять вину были связывания, удары плетью, порезы ножами, прокалывание иглами, забвение в наркотическом блаженстве. Но это все бесполезно — истинно избавить слабого от вины может только смерть, и ты дал ей смерть. Мое заведение — комната эвтаназии, где посетители могут скрасить ожидание бесконечной оргией. Сильным людям не нужно все это, слабые же никогда не попытаются справится со своими демонами. Им куда проще заглушать свою боль давая кому-то связывать себя и кромсать на части. Так, к какому типу людей ты принадлежишь? Ты сильный, или слабый?
Пока Антон обдумывал сказанные Алисой слова, та, воспользовавшись моментом ввернула ключ в замок, соединявший противоположные звенья цепи, отчего та с грохотом слетела Антона.
— Если не можешь не вредить — научись заглаживать. Помоги Виктору упокоить Катерину. Он ждет тебя снаружи. А теперь, иди отсюда вон, и до тех пор, пока не научишься держать себя в руках, тебе здесь нечего делать.
Хотя Антон и мог преспокойно выйти через главный вход, он предпочел этого не делать, так как чувствовал тошноту при виде людей, а от мыслей об страстных оргиях, что творились под ним, его выворачивало наизнанку и бросало в дрожь. Он бы очень хотел стать ее частью. Проходя через технические помещения, он еще мог слышать ту вульгарную музыку, что играла в клубе, но по мере того, как источник звука начинал пропадать, где-то внутри его головы снова начинали зарождаться мысли. Это были самые обыкновенные человеческие мысли. Зверь внутри него утих и чувство голода больше не давило ему на голову.
В закоулке на выходе из подвала его уже ждал Виктор с пропитанным кровью матерчатым мешком за спиной.
Когда Антон увидел капающую со дна мешка кровь, когда уродливое, угловатое и до ужаса неправильное лицо Виктора скривилось в улыбке его снова начало мутить. В свете одиноко стоящего фонаря встретились два убийцы. Один из них был честен перед своей природой, и выглядел так, как и должен был, второй же мало отличался от человека, и потому был куда страшнее в своей сути. Вы бы не заметили его в толпе, через которую проходите каждый день, не обратили внимания в общественном транспорте, не подумали бы ничего страшного, если бы Антон свернул на ту же улицу, что и вы. Не вид трупа, но осознание своей всесильности, и беспомощности людей перед угрозой, которую они даже не могут распознать и заставлял Антона пытаться исторгнуть себя изнутри.
С другой стороны, обманчиво пугающее выражение лица Виктора не должно было походить на злорадство, на самом деле он был всего лишь рад видеть Антона, просто в самой основе своей лицо Виктора было слишком противоестественным и не могло выглядеть никак иначе, кроме как угрожающе.
Антону хватало ума понять, что внешность не всегда определят характер и поведение, однако на инстинктивном уровне он боялся смотреть на Виктора. Все его, даже самые дружеские и добрые слова искажались, когда Антон обращал внимание на оскал его острой как бритва челюсти — они становились острее, приобретали тень черной злобы и иронии в его уме. Выглядело это так, как если бы человек с оружием в руках говорил вам "не бойся меня; подойди ближе; я тебя не обижу" — с какой бы интонацией эти слова не были произнесены, как широко бы этот человек не расставлял руки в объятия, говоря их, поверить ему никому бы не удалось. Антон в полной мере понимал, что от Виктора не исходит никакой угрозы, более того он был чуть ли не единственным, кому Антон мог в полной мере доверять, и у кого нет причин использовать его незнание о мире, в котором он живет, в своих целях, но именно этот вид, эти зубы, эти язвины заставляли его вздрагивать каждый раз, когда он начинал говорить.
— Ну что, так и будем тут стоять, или ты мне поможешь? — обратился Виктор к оцепеневшему Антону
— Прости, я задумался. — в спешке ответил Антон, посчитав свой ступор проявлением неуважения — Куда нам идти?
— Я хотел спросить об этом у тебя. На кладбище, где был убит тот сторож, сейчас ведется патрулирование, вернее сказать, не на самом кладбище, а в этом районе, так что туда не вариант.
— А в реке утопить? Что думаешь?
— Она неглубокая. Тело быстро найдут. Должно быть какое-нибудь место, где даже искать не будут, или где тело невозможно найти.
Антон скривил лицо в недовольной гримасе, потому что знал, что такое место есть.
— Есть один вариант. У тебя много времени?