Марат, крепко ухватив меня за локоть, поволок вверх по лестнице. Ноги подгибались. Я начала ныть, что не пойду. Он злобно шикнул на меня:
– Можете идти со мной, можете отправиться отсюда сразу в карьер! Что выберете, Вера?
Я потащилась наверх.
Внутри было свежо и пахло розами: холл был уставлен большими вазами с большим количеством цветов. Хрусталь огромных люстр под высоченным потолком, ковры, кованое литьё изогнутых лестниц – всё напоминало роскошь советского государственного аппарата. Навстречу нам вышел сам Алькальд и крепко пожал руку Марату. Посмотрев на меня, отвесил поклон, но заметив моё зеленое от страха лицо, заметил:
– Вы прекрасно выглядите, Вера! Вам не о чем беспокоится!
Будто я была взволнована своим внешним видом, а не близостью расправы надо мной. Я беспомощно огляделась вокруг в поисках возможности сбежать: увы, повсюду было полно вооружённых, стоящих на вытяжку солдат, которые готовы были пристрелить меня, стоило Алькальду лишь моргнуть.
– Я провожу Вас в комнату ожидания, – Алькальд повел меня в один из многочисленных коридоров. Мы остановились у одной из позолоченных дверей и он, нагнувшись ко мне, еле слышно сказал:
– Марат дал Вам понять, что от Вас требуется?
– Да, наверное, – замялась я, – Не умереть раньше остальных?
– Верно, – серьёзно согласился он, – Но важнее дать мне столько энергии, сколько у вас есть, отдать добровольно; отдать, полностью доверяя мне. Не в моих интересах Вас убивать, мне важна победа сегодня как никогда. Скоро грядут большие перемены, чтобы они осуществились, мне нужно кресло верховного командующего. Если Вы мне его добудете, Вам ни в чём не будет отказа. Вы меня слышите?
Я неуверенно кивнула:
– Всё будет как всегда?
– В общем, да. Только в этот раз недостаточно будет просто погрузится в медитативное состояние. Вы должны быть активны: думать и чувствовать как можно ярче. Вспоминайте дом, ваше детство, друзей, всю вашу жизнь в мельчайших деталях, понимаете?
– Да. Но я никогда не побеждала в соревнованиях, в чём бы то ни было.
– Самое время начать побеждать! За свою жизнь стоит бороться, не так ли? – Алькальд отворил тяжелую дверь в комнату ожидания – Скоро Вас позовут. Не волнуйтесь.
Я не волновалась. Я была в полном ужасе. Мне предстояла битва за свою жизнь, которую не ясно как выиграть. Шансы вернуться домой уменьшились до нуля. Сбежать – невозможно. Я шагнула к единственному окну в комнате и одернула тяжелые шторы: на окне красовались массивные решетки. Видимо, не все из «доноров» жаждали вступить в поединок отдачи энергии и окончить свою жизнь мучительным способом. Некоторые пытались сбежать или покончить с собой до начала церемонии. Охрана стояла внутри и снаружи комнаты, видеокамеры неусыпно следили.
В комнате было четыре софы, обитые красным бархатом. Опустившись на одну из них, я стала ждать своих конкуренток. Вскоре открылись двери и вошли ещё три «невесты». Белоснежные платья, шуршащие юбки, вуаль и кружева, причёски и макияж – прекрасные девушки с затравленным взглядом обреченных на смерть.
Мы сидели друг напротив друга, изучали и молчали. Напротив – девушка лет двадцати двух, с длинной русой косой, уложенной на голове в корону, серыми глазами и высокими скулами, была очень красивой. Свежесть кожи, ясность глаз, упрямое выражение лица выдавало сильную личность. Я подумала, что побеждать не впервой для неё, потому что волнения не было на её лице, лишь спокойная уверенность превосходства.
Справа – женщина старше, лет тридцати пяти, с уставшим измученным лицом и глубоко запавшими глазами. Было заметно, что для приведения её к яркому образу невесты пришлось наложить не один слой грима на высохшую кожу. Она сжимала и разжимала свои запястья, как бы пытаясь перекрыть себе кровоток. Вероятно, она провела в статусе «донора» много времени и заметно нервничала.
Слева – в прекрасном платье с блёстками, с длинной шеей в нескольких нитках жемчуга сидел ярко накрашенный молодой человек. От неожиданности я захлопала глазами: до этой встречи я была уверена, что «донорами» забирают только женщин, но в любых правилах, видимо, были исключения. Он скромно раскрыл веер, который висел на его запястье, и начал обмахиваться.