Их голоса послышались у самой стенки.
— Месть еретику-инглесу! — снова зашипел голос.
— Уйдем, Мануэль, уйдем скорее! Ворота могут внезапно открыться — и нас изобьют насмерть.
Две тени бесшумно скользнули прочь.
Издали крикнул кто-то из них:
— Горе, горе, горе предателю!
Я все еще стоял у окна и мрачно размышлял. Дело ясное: теперь я стал пленником в замке Риэго. Да я и не хотел уезжать без Серафины. Взять ее с собой… Какая мечта, какая несбыточная мечта! Англия была так далеко, а враг — уж так близко!
У дверей послышалось тяжелое дыхание. Это был отец Антонио. Мы очень подружились с ним, и он часто заглядывал ко мне по вечерам.
— Как поживает дон Карлос, ваше преподобие? — спросил я испуганно, глядя на его растерянное лицо.
Он закрыл глаза рукой.
— Плохо, сын мой, плохо. Болезнь разрушающе действует на него.
— Он умирает? — в страхе крикнул я.
Очевидно, я побледнел: отец Антонио подошел ко мне и положил мне руку на плечо.
— Да, ему очень плохо, — и я призываю вас, сын мой, следовать сейчас за мной к его постели, дабы снять с души этого страдальца бремя заботы обо всем земном и дать ему возможность думать только о спасении души, и если нет другого средства…
— Какого средства? — крикнул я. — Что я должен делать?
— Сын мой, я понимаю ваше волнение. Позвольте вам сказать, что моя возлюбленная дочь во Христе, сеньорита донья Серафина Риэго сейчас находится у дона Карлоса, который является теперь главой семьи, потому что сам дон Бальтасар впал в совершенное детство.
— Что вы говорите, отец мой! — растерянно прошептал я.
— Она ждет вас у него! — торжественно произнес он и, очевидно, заметив, что его тон лишил меня всякой способности двигаться, добавил своим обычным голосом: — Ну, сынок, она, могу сказать, не совсем безразлично к вам относится.
Если бы добрый падре выстрелил в меня в упор, я бы наверно был не больше оглушен. Я так и сел в кресло, а когда падре вышел и я вскочил на ноги, я увидел, в огромном зеркале испанское привидение в черном бархате с кружевными манжетами — и с моим собственным мертвенно-бледным английским лицом.
Я мчался по галерее, как одержимый. У двери Карлоса трепетали две свечи. При виде меня обе служанки отшатнулись с приглушенным криком, свечи задрожали в их руках, и зубки той, что была поменьше, застучали, как кастаньеты.
ebooksa