Испанский сапог. Нам есть чем удивить друг друга

22
18
20
22
24
26
28
30

— Ну, Аркадий Генрихович Келлер, если я тайный агент, то докладывать вам о своем задании, не уполномочен. А вот ваш интерес к происходящим событиям наводит на размышления…

— Да какой там интерес! Так, праздное курортное любопытство. А то подыхаешь тут от скуки, и вдруг — такой детектив!

Они смотрели друг на друга с губами, растянутыми подобием улыбки. За этой гримасой у каждого скрывался весьма и весьма серьезный вопрос.

— А что это вы так вдруг разволновались? — прищурился Ледников. — Какое вам дело до криминального авторитета, сидящего в тюрьме, и его подручных? Вам-то что? У вас здесь, насколько я понимаю, другие интересы. Война за испанское наследство. Или я чего-то не так понимаю?

Келлер шумно выдохнул, как спортсмен, сбрасывающий напряжение перед началом поединка.

— Вы правы. Просто, знаете, весь этот шум играет на руку нашим противникам по процессу.

— Каким же это образом?

— Ну, уже пошли разговоры, что наследство Муромского, если его отдадут сыну, может оказаться в руках пресловутой «русской мафии», о которой, как мы с вами знаем, у испанцев вполне превратное представление… Так что эти театральные аресты бьют, хотите вы этого или нет, по всем русским в Испании. Может, просветите: ждать ли продолжения? И к чему готовиться?

Ледников добродушно рассмеялся:

— Хороший же из меня тайный агент, если я буду всем рассказывать детали секретных операций!

— Да, действительно, — легко согласился Келлер. — Кажется, я не совсем понимаю, с кем говорю.

— Да вы не обижайтесь, Аркадий Генрихович. Просто мне нечего вам сказать на сей счет. Кстати, с Лерой Согдеевой я говорил.

— Да? — не стал скрывать своего удивления Келлер. — И о чем же?

— Как о чем? — чуть ли не с обидой спросил Ледников. — О том, о чем вы просили с ней переговорить. Сказал ей, что наследство, которое она планирует получить для Рафы, слишком велико, чтобы она справилась с его управлением. Нужна помощь других людей, солидных, знающих, как обращаться с большими деньгами. Тем более, сам Рафа недееспособен и вполне вероятно никогда не будет уже таковым. А ей из-за этого наследства придется всю жизнь сражаться. Причем в схватках без правил, где нет места сочувствию и благородству. В общем, доложил, прямо, как вы учили…

У Келлера чуть дрогнули губы.

— От вас не знаешь, чего ждать, Валентин Константинович, — сказал он. И прозвучало это как угроза.

— Честности, Аркадий Генрихович, всего лишь честности. Знаете, в одной книжке американского писателя у главного героя спрашивают: «А в чем твой рэкет? Никак не могу понять, в чем твой рэкет?» А он отвечает: «Мой рэкет — честность». Занятно, правда?

— Правда, — согласился Келлер. — Тут действительно есть о чем подумать. Ну, мне пора. Не буду отвлекать вас от ваших секретных дел.

Келлер шел к выходу, а Ледников смотрел ему вслед и думал: он что-то затеял… Но что? Установить это надо бы как можно скорее…

Расплатившись, он выбрался из бара и побрел под палящим солнцем к дому, пытаясь собрать воедино всю информацию последних дней. Арестовав сразу ораву подозреваемых и ничуть не стесняясь того обстоятельства, что кого-то наверняка прихватили просто так, для политического пиара и демонстрации собственной решимости, сеньор Рамон сделал то, что он мог и должен был сделать. Нормальный ход, если учитывать давление, которое оказывает на него испанская пресса.