Пенкин скакал домой и думал, что больше никогда никому не поверит — ни женщинам, ни радио.
Мама сказала: «О господи» — и, напоив чаем с малиной, уложила его в постель. Малина была сладкая, а чай — горячий, и, засыпая, Пенкин подумал, что, пожалуй, для мамы он сделает исключение.
Наутро выяснилось, что А.К. передумала смотреть «Ступени супружеской жизни» и пошла с Петькой Крыловым на Гойко Митича.
Пенкин ничего ей не сказал — из гордости и потому что осип, несмотря на малину. «Никому нельзя верить, — мрачно думал он, рисуя самолеты на промокашке. — Никому».
Пенкин уже не понимал, как мог полюбить такую дуру, но было обидно из принципа.
Вечером мама все-таки затащила его в поликлинику, где Пашу посадили к какому-то аппарату, засунули в нос трубку, а перед носом поставили песочные часы.
— Следи, — предупредила тетка в белом халате. — По минуте на ноздрю!
— Тут ровно минута? — уточнил Пенкин, глядя, как сыплется песочек из прозрачного конуса.
— Ровно, ровно, — сказала тетка и ушла за занавеску.
Паша тихонько вынул трубку из ноздри, по-кроличьи подергал носом, подождал, пока конус опустеет, перевернул часы и засек время.
— Посмотрим, посмотрим… — шептал он, глядя то на струйку песка, то на циферблат.
Последняя песчинка упала на пятьдесят второй секунде.
До дому было недалеко.
— Знаешь, я в эту поликлинику больше не пойду, — помолчав, сообщил Пенкин.
— Вот еще новости, — сказала мама. — Пойдешь как миленький.
— Нет, — мрачно ответил Пенкин. — Вот увидишь.
Они миновали мертвую стройку дома, в котором, по всем бумагам, давно жили люди; они вошли в загаженный подъезд образцового содержания.
В квартире, повизгивая от нетерпения, их ждал ирландский сеттер Шарик.
Педагогическая поэма[7]
В пятницу вечером пионер Федя Пупыкин вбежал в буфет Дома пионеров Краснозаборского района, бухнулся за стол и дал щелбана в лоб пионеру Косте Ухову, евшему в это время пирожное «бантик». Пионер Костя Ухов перестал есть «бантик» и с криком «уя, дурило!» вдарил пионера Пупыкина по башке учебником «Физика» для шестого класса.
ebooksa