Пока смерть не разлучит...

22
18
20
22
24
26
28
30

Та задумалась.

— Вот даже и не знаю, что вам ответить, сударыня. Бакалейщик он, а с нынешнего года — прокурор-синдик.

— Прокурор-синдик? Что это значит?

— Ох… Ну вроде старосты, что ли… Хлопот теперь прибавилось: то одно, то другое, и всё к нему, всё к нему — днем ли, ночью ли.

На востоке занимался рассвет, но улицы Варенна кишели народом. Обе таверны были открыты и набиты битком: граждане братались с солдатами.

Оставив свой эскадрон за околицей (дальше их не пропустили национальные гвардейцы), Калист Делон пробрался в поселок. У дверей дома рядом ç пивной "Золотая рука" стояли часовые. Не удостоив их даже взглядом Делон, с деловым видом направился к двери; часовые пропустили офицера.

Бледный Людовик с синими тенями под глазами сидел на стуле спиной к стене, веки его были опущены. "Сир", — негромко позвал Делон. Король посмотрел на него устало. Делон заговорил о том что, если выехать прямо сейчас, их вряд ли задержат и погоню быстро снарядить не успеют, граница рядом, на его эскадрон можно положиться. Людовик вяло махнул рукой. Эскадрон. Что такое один эскадрон? Лучше немного подождать: маркиз де Булье со своими войсками скоро придет сюда из Стенэ, сын наверняка предупредил его.

На лестнице вновь послышался топот со звоном шпор, в комнату вошли два офицера Национальной гвардии. Один из них показался Людовику знакомым. Ах, ну конечно — это же адъютант Лафайета, Ромёф. Они еще приходили пожелать ему доброй ночи… когда же это? Неужели позавчера?

— Сир… — Ромёф достал из-за обшлага потрепанную бумагу. — У меня приказ Национального собрания о вашем аресте. Я должен доставить вас вместе с семьей обратно в Париж.

Преклонять колено он не стал, однако по его небритым щекам текли слезы. Как трогательно.

Делон выскользнул на лестницу; навстречу ему поднимались "патриоты". "Еще не всё потеряно, — твердил себе гусар, — шанс еще есть".

Дети спали, дамы дремали сидя. При появлении короля маркиза де Турзель вскочила, Мадам Елизавета подалась вперед в своем кресле, а Мария-Антуанетта отняла руку от лица и вздохнула. За спиной Людовика толпились люди. Балаган не закрылся, они продолжают разыгрывать свой фарс на потеху черни.

Людовик показал жене приказ об аресте.

— Короля во Франции больше нет, — сказал он, бросив бумагу на кровать.

— Не смейте пачкать этим моих детей! — взвилась королева.

Она разорвала бы эту мерзость в клочки, но ропот из дверей остановил её.

Король вышел и притворил за собой дверь, чтобы женщины могли разбудить детей, одеть их и подготовить. Жена бакалейщика отнесла им кувшин с теплой водой и умывальный таз.

— Послушайте, — остановила ее Мария-Антуанетта, когда она собралась уходить. — У вас есть дети? Вы тоже мать, вы меня поймете. Вернуться в Париж — значит погибнуть и погубить детей, а до границы недалеко. Нельзя ли как-нибудь вывести нас отсюда? Проводите нас до кареты, я… отблагодарю вас.

Женщина покосилась на дверь, потом ответила вполголоса:

— Сударыня, вам ведь дорог ваш муж? Так вот мне мой тоже дорог.