Неизбежный финал

22
18
20
22
24
26
28
30

— А почему не выдвигал? Версия — это еще не обвинение.

— У меня и так на душе скверно, майор, а ты еще подливаешь масла в огонь. Если бы Роксана не покончила с собой, мы бы сейчас знали наверняка… Что ж это такое? Зовет нас, ждет и между тем перерезает себе вены!

И по поводу этого несчастного случая можно выдвинуть не одну версию. Но я предлагаю подождать, пока нам неизвестно заключение милиции. Может, они найдут письмо или записку Роксаны в ванной, куда мы не входили, или где-нибудь в другом месте. Если нет, то спросим Диникэ, она ведь что-то ему рассказала.

Вдалеке, в ночи, медленно проплывают огни парохода. Куда? Откуда? Под чьим он флагом? Вспоминается, что сверху редко можно различить далеко внизу, на темной поверхности моря, маленькие огоньки, а когда я их замечал, мне казалось, что и они несутся со сверхзвуковой скоростью.

Визиру снова нарушает молчание:

— Даже с моим опытом, который так хвалит полковник Мареш… Я не раз замечал, как трудно проникнуть в самую глубину какого-либо дела. Вот в этом деле, например, есть много деталей, которые очень трудно понять: не могу себе представить, как и где могли завербовать Владу? Чем они могли его заманить? Значит, враг должен был выискать в его характере какие-то слабости… Какие именно? Ну давай, ты ведь его знаешь как себя самого.

На память мне приходит, что в связи со своей страстью к путешествиям Владу увлекался географическими картами. Может, здесь и кроется «слабость»?

— Нам нужно проследить, — продолжает свою мысль Визиру, — где бывал Владу в последнее время, где проводил отпуск, что у него за друзья были вне гарнизона… женщины, с которыми у него была связь… Кстати… — Визиру берет меня под руку (мы в это время неторопливо идем в сторону гостиницы). — Когда Владу впервые рассказал тебе об этом загадочном «мерседесе»?

— В сентябре 1979 года, после его отпуска на побережье. Он еще в Пояна-Брашов заезжал.

— Это тогда он познакомился с Роксаной?

— Да, это было в том же году. Не знаю, какую ты усматриваешь здесь связь. Владу сообщил об этом «мерседесе» в Брашове, но потом рассказал, что, по его мнению, видел его и на побережье… У тебя есть какая-нибудь идея?

Визиру снова добродушно смеется:

— Я тоже ищу какие-нибудь зацепки. В Бухаресте живет один мой приятель, Фрунзэ, мы работаем вместе уже больше двадцати лет. Что-то я по нему соскучился. Люблю с ним поговорить… Ты, надеюсь, не храпишь? Так что мы выспимся, а завтра утром попросим Матея Диникэ рассказать, что он услышал от своей сестры.

— Может, ты от меня что-то скрываешь, майор?

— Конечно, скрываю… свою бурную жизнь на земле, а не в воздухе, хотя, что там говорить, я бы с удовольствием полетал.

И всю дорогу из центра до гостиницы «Континенталь» мы оживленно болтаем о пустяках.

С майором Винтилэ мы встречаемся на следующий день в помещении, предоставленном нам на все время пребывания в Констанце. Он приходит утром с тоненькой папочкой, в которой лежит несколько листочков бумаги. Винтилэ не только толстяк и астматик, но еще и обладатель огромной лысины, которой я вчера не заметил. Его массивный подбородок нервно подергивается, и оттого невольно обращаешь внимание на толстые губы майора. Мы втроем усаживаемся, готовые выслушать первые заключения.

— «В ночь на 15 октября сего года, — начинает читать криминалист, — приехав на дачу в Дульчешти, принадлежащую ей и ее брату Матею Диникэ, Роксана Владу, перед тем как лечь спать, приняла большую дозу снотворного, что подтверждают данные медицинской экспертизы. Матей Диникэ, брат вышеупомянутой Роксаны Владу, заявил… — Майор вытягивает из папки написанное от руки заявление и зачитывает его нам своим астматическим голосом: — «Моя сестра не спала две ночи и была в сильном нервном возбуждении. Она попросила меня дать ей что-нибудь, чтобы заснуть. Я оставил ей одну упаковку снотворного… и вернулся к себе домой в Констанцу»…

Визиру, делая заметки в записной книжке, перебивает его:

— Значит, он не ночевал в Дульчешти?