Эдди опустил глаза. Цветок исчез. Между склизкими прутьями решётки торчала одна трава.
– Но он только что был здесь…
– Ты о чём? – остановился рядом с ним Харрис.
– Цветок. Я его видел… Он был похож на…
– Ты об этом? – спросил Харрис, наклоняясь.
Рядом со стеной лежал мятый фиолетовый цветок. При виде его у Эдди свело желудок. Харрис подобрал цветок и протянул ему.
С колотящимся сердцем Эдди взялся за стебелёк указательным и большим пальцами. Ветерок шевелил лепестками, из-за чего казалось, что цветок извивается. От него исходила жуткая вонь, как от грязной посуды, простоявшей несколько дней в раковине.
– О нет, – прошептал Эдди. Что-то подсказывало ему, что он совершил чудовищную ошибку. Он крепко зажмурился. – Видимо, я случайно сорвал его, когда…
– Да в чём дело? – не понял Харрис. – Подумаешь, цветок. Пошли отсюда. У нас дела.
– Присмотрись, – попросил Эдди, поднесся цветок к лицу Харриса.
– Ещё немного, и ты мне им глаза выколешь! На что ты намекаешь?
Борясь с раздражением, Эдди сделал глубокий вдох.
– Тебе не кажется, что он похож на «гремлинский язык»?
Харрис взял у него цветок, тщательно осмотрел, затем поднёс к носу, понюхал и поморщился.
– Как в книге Олмстеда?
– Думаешь, это безумие, предполагать такое? – смутился Эдди. – Или в этом городе правда происходит что-то странное?
Дверь опять отворилась под душераздирающий скрип петель, открыв чёрный проём. Изнутри пахнуло страшной вонью – смесью гниющей еды и старых заплесневевших книг.
– Угх! Им нужно её починить, – Эдди сердито посмотрел на дверь и изо всех сил пнул её. Створка качнулась, но за секунду до того, как захлопнуться, остановилась с глухим стуком. Из темноты подвала послышался громкий хриплый крик. Этот новый звук не имел ничего общего со скрипом петель.
– Что… это было? – выдохнул Харрис.