Всматриваясь в пропасть

22
18
20
22
24
26
28
30

– Прекрасно. Все на своих местах. Сейчас намажусь кремом с головы до пят и спать улягусь – поперек кровати, как я люблю.

И Марина практически приступила к выполнению своего плана: приняла ванну, поставила перед собой на туалетном столике баночки с кремом для каждой части тела в отдельности, даже успела что-то намазать, как раздался звонок в дверь. Это еще что? Час ночи! Единственное, что пришло в голову: Ира не вынесла своих терзаний в одиночестве и примчалась ими поделиться.

Марина так и пошла открывать: в халате на голое тело, с лицом, густо намазанным кремом. Даже не подумала посмотреть на монитор камеры. А за дверью стоял Григор. Он был бледным, казался потрясенным, проговорил:

– Извини, что не позвонил. Из дома не мог, по дороге… тоже не мог.

– Почему?

– Потому что боялся того, что ты скажешь. Можно войти?

– Конечно, располагайся, я только в ванную – крем смою. В кои-то веки намазалась.

Марина вошла в гостиную через несколько минут, умытая, в халате для более торжественных случаев. Поставила на журнальный столик перед диваном, на котором сидел Григор, бутылку красного вина, два бокала. Он курит! Она это увидела в первый раз со дня их знакомства. Нелепо спрашивать, что случилось, когда человек приходит явно потому, что у него что-то стряслось. Нужно дать отдышаться и выслушать. Может, что-то плохое с обследованием дочери. Но все равно странно: почему ночью и без звонка. Возможно, чтобы близкие не заметили его отсутствия.

Григор докурил. Выпил залпом бокал вина и вдруг посмотрел на Марину таким беззащитным и молящим взглядом, что у нее вздрогнуло сердце.

– Марина, – сказал он. – Я не могу без тебя. Я не вынесу больше. Мне не нужен ни один день, в котором не будет тебя…

– Я не поняла, Григор. У нас ведь все хорошо, просто ты сейчас с семьей, но я тут, на месте.

– Это не хорошо, – горячо произнес он. – Ты – моя единственная, ты – теперь моя жизнь… В общем, я все сказал Назире.

– И что она?

– Она плачет. Но мы все справимся с этим. Я могу остаться? С утра займусь разводом.

Марина не сразу заговорила, потому что на время просто онемела. Здесь и сейчас все не так: не по ее правилам, принципам, планам. Он не имел права причинять такую боль своей жене, не обсудив это с ней. Но он не хуже, чем Марина, знает, что она никогда бы на это не согласилась. Да, она против. Именно она на стороне их обоих: они должны оставаться свободными людьми, которые позволили себе не противиться своему выбору. Но они ничего не разрушают, не убивают других и не строят для себя клетку из остатков бывшей любви.

– Григор, – постаралась как можно мягче и убедительнее произнести Марина. – Твои жена и дочь так тебя боготворят, что простят даже это признание. Вернись к ним, попроси прощения, и они сами никогда не станут вмешиваться в твою жизнь. Давай вернемся к тому, что было, и оставим все, как есть.

– Ты заботишься о моей семье или о себе? – Григор смотрел на нее, как на палача.

– О себе, – честно ответила Марина. – О своей возможности видеть любимого человека, когда мне этого хочется. И знать, что он со мной в тот момент, когда ему не нужен никто другой. И нам обоим не надо рваться из-за ноющей совести и наших нарушенных обязательств. Я против агрессивных перемен и за покой и порядок для всех, насколько это возможно.

Что было потом… Григор умолял, стоял на коленях. Он плакал. И сказал даже такую невероятную вещь:

– Наша встреча – это судьба. Не только потому, что я увидел в тебе идеал всех своих желаний. Но я нужен тебе даже как врач: ведь у тебя «золотая кровь», рано или поздно что-то может случиться…