— Я не буду реветь, только ты не говори, дедушка, никому не говори, если у тебя пропадут ножи и стамеска.
— Пропадут ножи… А кто их возьмет?
— Я возьму, дедушка.
— А не потеряешь?
— Нет, я поработаю, а потом верну.
Все другие школьники оставались после уроков, а Сергунька поспешно уходил; не видели его на спевках, ни разу не заглянул он на репетицию пьесы и не принес ни единого цветочка, чтобы наклеить на картон. Учитель еще пробовал говорить с ним:
— Будет выставка. Придут люди, мы покажем им свою работу. А ты что покажешь?
Парень молчал, опустив глаза.
— Спросят, что у вас сделал Сергунька? А у тебя нет ничего. Стыдно будет. Да ты отвечай!
— Я не знаю, как отвечать.
— Предупреждаю в последний раз: не исправишься, поставлю вопрос об исключении.
Сергунька не исправился, а, напротив, совершенно забросил школу. Правда, утром брал книги, но уходил с ними переулками и огородами в поле, где стоял разбитый кирпичный сарай. Вечером приходил домой и очень неохотно рассказывал матери, когда она выспрашивала, что делают в школе.
— Готовимся все, выставку делаем.
У Меркула исчезли ножи, стамеска и толстый болван липового дерева. Старик не волновался из-за стамески и ножей, но пропажа болвана обеспокоила его. Он хотел поднять шум, но подумал и потихоньку спросил внука:
— Болвана ты не видел?
— Я унес. Не сердись, дедушка, и не говори.
Дед молчал, он добросовестно хранил тайну внука, которую и сам пока не вполне понимал. Старик догадывался, что если уж понадобился болван, то внук, верно, задумал что-нибудь приятное ему, деду. Приходя домой, Сергунька таинственно выведывал у Меркула:
— Учитель не приходил?
— Не бывало.
— А записки никакой не присылал?