А глаза и сердце все не могут успокоиться. И пошел я бороздить нашу русскую равнину где пешком, где на лодке. Особенно полюбилось мне на лодке по малым речкам. Есть такие уголки — не выговоришь. Красотища не уступит Кавказу с Алтаем. Завел себе резиновую надувную лодку, подговорил своих учеников. Можно — плывем, нельзя — лодку на плечи и пошли. Кругом рыба, дичь, ягоды — выбирай самое разлюбезное. Расчудесно шло время, расчудесно…
А замечаю, что на душе у всех лежит какая-то тень, стыд какой-то, вроде мы не дело делаем. Надо сказать, что не совсем попусту плавали: кто камни, травы собирал, кто частушки записывал, кто фотографировал, а полной радости нет и нет. Тогда я решил устроить самокритику. Тут все и объяснилось, и очень интересно: один только заикнулся, а другой уже подхватил его. Оказалось, что на душе у нас одна тень и стыд — весь советский народ трудится над переделкой природы, а мы ни палец о палец, только любуемся ею. Начали мы искать для себя серьезное дело. И больше всего пришлись нам по душе малые реки.
— Что же вы делаете с ними? — спросил я.
— Пока изучаем.
— А дальше?
Все удивленно повернулись ко мне и заговорили наперебой:
— Охранять, делать плотины, пруды, соединять речку с речкой. Потом на лодочке из реки в реку по всей стране. Вот ваша Воря. До чего довели! А ведь были пруды, была рыба…
Никто не сказал этого, но по взглядам я догадывался, что у них был готов сорваться упрек мне: «Как вы, взрослый человек, не понимаете, что малые реки — великое дело? Стыдно вам!»
Когда горячность несколько улеглась, Петр Иваныч изложил программу «друзей». Прежде всего детально изучить все малые реки и установить за ними постоянный надзор, охрану, затем, где нужно, углубить дно, выпрямить русло, поставить плотины, очистить пруды, пустить в них рыбу, птицу, связать речки каналами, маловодные подпаивать из многоводных, чтобы в конечном счете все реки соединить в крупные транспортные системы, и чтобы ни одна капля воды не пропадала зря.
— Вы только представьте себе это, только представьте! — Петр Иваныч покивал сухонькой подвижной седой головой на холмистые подмосковные дали. — Везде пруды, лодки, гуси, утки, по берегам леса, сады, соловьи, песни… И среди этой красоты города, заводы, колхозы.
— Но вас так мало, а рек тысячи. На такое дело надо поднимать миллионы.
— Будут и миллионы, будут, — заговорили опять все наперебой. — Мы напишем в газету, что всякая река должна иметь друзей. Пусть каждый поработает на своей речке, и больше ничего не надо. Думаете, откажутся? Нет, кто же отвернется от своей речки?
Я спросил, почему друзья с самого начала выбрали Ворю.
— За нее больше всего обидно. Воря для русского человека все равно что Волга. — И Петр Иваныч начал припоминать: на Воре в Абрамцеве жил и писал Аксаков, бывали Гоголь, Тургенев. Потом живали и работали Репин, Васнецов.
Молодежь подсказывала ему: Серов, Левитан, Врубель… Воря вдохновляла их на создание замечательных произведений и сама «вошла» в эти произведения где береговым дремучим лесом, где темным омутом, где солнечной полянкой, где своим воздухом и небом. Абрамцево на Воре — одна из самых дорогих святынь России.
Три дня друзья малых рек измеряли в разных местах ширину и глубину Вори, скорость течения, фотографировали берега, заносили на карту излучины, островки. Обработав один участок, они двинулись вниз по реке на другой.
Расставаясь с ними, я попросил принять меня в число друзей малых рек. Можно ли остаться равнодушным к такой благородной мечте?! В нашем завтра я вижу ее уже осуществленной. Верная порука тому — наше замечательное молодое поколение: даже в пору эгоистической юности советский молодой человек не может мечтать и жить только для одного себя, ему недостаточна такая мечта, мала такая жизнь. Он твердо знает, что высшее счастье — мечтать и жить всей душой заодно со всеми и для всех.
Примечания
1
Вы́бой — жмыхи.
ebooksa