— Товарищ Осадчий, — несется с палубы, — я вас категорически отказываюсь взять с этого места! Спускайтесь ниже до Хирпучей!
Осадчий бежит берегом за пароходом, так же бегом возвращается. «Лодку! — кричит он рабочим. — Вслед за „Комиссаром“!»
— Ну вот и все, а вы боялись, — говорит Игорь.
И вдруг мрачное настроение разорвал «Смеющийся саксофон». Как он смеялся! Ему было все смешно. И мы начали улыбаться, подсвистывая ему в тон.
А тут и Осадчий вернулся.
— «Комиссар» возьмет, только нужно спуститься на два километра. Быстрей! Быстрей!
Ну, этого можно бы и не говорить.
И вот все, что было достигнуто четырьмя бурлацкими переходами, по́том и даже кровью (моя нога), — все пошло насмарку. «Флотилия» двинулась вниз.
— Не могу гарантировать доставку всех лодок в Керби. Думаю, и половина не дойдет, — говорит капитан.
— Неужели нельзя их погрузить на палубу?
— Нельзя.
Лодки тихо качались на воде. Их было тридцать две. И сразу все стало ясно, как только пароход тронулся.
Лодка за лодкой отрывались и уходили назад: иногда попарно, больше поодиночке.
Мы молча стояли на палубе. Слов не было. Не из-за них ли, этих больших лодок, мы двадцать дней добирались до Керби? Кто же виноват? Кто ответит за это?
— Капитан, нельзя так, — умоляюще проговорил Осадчий.
— Сейчас ничего не могу сделать. Перекат. Потом погружу на палубу. В Име.
В Им привели только восемнадцать лодок. Но что осталось от них, совсем недавно крепких, здоровых? Развороченные носы, раздавленные кормы, разодранные борта… Печальная картина…