Загадка небесного камня

Никакой дичи им все эти дни не попадалось. Николка ловил рыбу на перемет, только этим и пробавлялись, а то пришлось бы жить на одних сухарях.

На третий день после встречи с челдоном из Ванаварской фактории шитик приблизился к широкому плесу, по сторонам которого лежали низкие берега, поросшие чахлым лесом.

Вдруг Николка приподнялся в лодке и показал Крестовскому на правый берег:

– Глянь-ка, барин, никак там человек прячется!

Крестовский проследил за его взглядом, но никого не увидел.

– Где, Николка? – переспросил он. – Никого не вижу! Тебе, должно быть, показалось!

– Ничего не показалось, – усмехнулся Николка. – Вон он, барин! Это эвенк, по-нашему тунгус, ох и ловок он прятаться! Я-то их хорошо знаю, а и то чуть не пропустил! Вон он, кухлянкой своей накрылся, так что его и не видать!

Он сложил руки трубкой и прокричал несколько непонятных слов. Тут же на берегу зашевелился неприметный холмик, и Крестовский увидел человека в кухлянке из оленьей шкуры, который поднялся во весь рост и пошел к берегу.

– Что ты ему сказал? – спросил Крестовский своего проводника.

– Сказал, чтобы он не прятался. Что мы ему ничего плохого не сделаем, что дадим соли, сухарей и пороха.

– А я и не знал, что ты говоришь по-тунгусски!

– Мало-мало говорю, – ответил Николка. – В тайге ходишь – тунгусов встречаешь, волей-неволей какие-то слова запомнишь.

Шитик подошел к берегу, уткнулся носом в песок. Крестовский перебрался на берег, подошел к тунгусу и с любопытством уставился на него. Это был невысокий человек лет тридцати с невозмутимым лицом и узкими внимательными глазами. Одет он был в потертую оленью кухлянку и мягкие кожаные сапоги, за спиной у него висело старое, кремневое еще ружье.

– Здравствуй, белый барин! – проговорил тунгус по-русски с едва заметным акцентом. – Ты мне правда соль дашь, порох дашь? Не обманул меня этот человек?

– Правда дам. И соли, и пороха, и сухарей.

– Сухарей, однако, не надо, сухари я не люблю. А соли и пороха дай, коли не жалко, – я свой чум бросал, соль и порох бросал. Без соли и пороха в тайге, однако, жить плохо. А мне надо в тайгу идти, брата искать. Я когда свой чум бросал, брата потерял. Я в одну сторону побежал, брат, однако, в другую.

– А отчего же ты свой чум бросил? – с живейшим интересом спросил Крестовский.

Тунгус ничего ему не ответил, только посмотрел пристально своими узкими глазами.

– Погоди, барин, – Николка тронул Крестовского за плечо. – Так не годится. Нельзя тунгусу ни с того ни с сего вопросы задавать, так только невежи делают, которых мать-отец плохо учили. Сперва надо с ним у костра посидеть, чаю попить, про житье-бытье поговорить. Тогда, может быть, он сам все расскажет.

– Ну, извини, не знал… – протянул Крестовский.