– Мне бы… это… к шаману вашему попасть, – неуверенно проговорил Патрикеев, разыгрывая робкого посетителя. – Мне бы к самому лучшему… к самому главному…
– Верховный шаман в настоящее время занят, он проходит священный обряд очищения. Но у нас есть еще несколько шаманов, и все обладают необходимыми знаниями и навыками. Скажите, в чем заключается ваша проблема, – и я направлю вас к подходящему специалисту. Что вас беспокоит? Порча? Сглаз? Венец безбрачия?
– Нет… это… выпиваю я… – неуверенно проговорил Патрикеев, выдавая домашнюю заготовку. – Постоянно выпиваю, а еще у меня запои бывают… такие запои – не приведи Господь! Чертей вижу, человечков маленьких, этих… инопланетян! Самого себя потом не помню! Проснусь и думаю – кто же я такой? И ведь чем дальше, тем хуже! Раньше ведь я обеспеченный человек был… жена у меня была… дом загородный… так ведь почти все пропил! Жена ушла, дом теща отсудила… – Патрикеев очень натурально всхлипнул. – И все не могу остановиться… Машину разбил по пьяному делу, хорошо хоть в березу врезался, а не в человека. Березе-то хоть бы что, она в суд подавать не станет… А тут как-то на днях проснулся и понял – дальше так нельзя, надо с этим что-то делать! Ведь скоро все пропью, ничего у меня не останется! Надо что-то делать, пока хоть какие-то деньги есть! И тут как раз мне ваша реклама на глаза попалась! Вот, думаю, то, что мне нужно! Вот куда надо идти…
Во всей его страстной речи не было ни слова правды. Майор Патрикеев не пил. То есть мог, конечно, выпить под праздник рюмку-другую или с приятелями пропустить пивка, смотря чемпионат по футболу, однако напился до поросячьего визга всего один раз в жизни. Было это, когда, вернувшись из долгой и изнурительной командировки, когда брали серийного убийцу, майор нашел в квартире свою жену и незнакомого мордатого типа, который устроился в спальне так по-хозяйски, что стало ясно: не в первый раз он здесь. Вспоминая об этом, Патрикеев жалел только об одном – что не успел как следует типа излупить. Жена тогда повисла на нем и путалась все время под ногами. Пока он пытался оторвать ее от себя, визжащую и дрожащую, тип успел удрать. Обнаружив, что любовника нету, она стала винить во всем Патрикеева – он женат на работе, он приносит мало денег, ее заела тоска.
– Я ухожу, – твердо сказал он, – вернусь утром, и чтобы духу твоего не было в квартире. Бери что хочешь и выметайся.
– Да что у тебя брать-то… – скривилась она, – посуду битую да гнутые ложки мамаши твоей? Или вот эти тряпки?
Тут она поглядела ему в глаза и осеклась. Покойная мать Патрикеева долго болела, почти год не выходила из дома. И вышивала, сидя у окна. Или плела кружева. Патрикеев не разрешал снимать кружевные занавески и вышитые картинки в рамках – память о матери, они с женой долго спорили по этому поводу.
Он ушел и напился в какой-то открытой ночью забегаловке. Напился так, что себя не помнил. Буянил даже, хорошо, что вызванные ребята нашли у него в кармане полицейское удостоверение и не стали забирать в обезьянник.
Наутро жены не было, так что не сама она ушла, а он ее выгнал. И теща ничего у него не отсудила, поскольку не было у Патрикеева никакого загородного дома. Отношения у него с тещей были хорошие, нравились они друг другу, он – мужик без претензий, она – простая работящая тетка. Приехав из своей деревни, она слезно умоляла его простить беспутную ее дочку. Побей, мол, за волосы оттаскай, а прими обратно, потому как пропадет она без тебя. Нет, твердо отвечал Патрикеев, со всем уважением к вам, но это невозможно. Теща его отказ поняла.
И машину Патрикеев не разбивал, как уже было сказано, за руль он в пьяном виде не садился.
Так что весь рассказ его был чистым враньем, но парень поверил.
– Вы – наш пациент! – уверенно проговорил молодой человек. – Я направлю вас к потомственной шаманке Синильге, которая специализируется на исцелении от алкоголизма. Положительный результат гарантирован после десяти, в крайнем случае – пятнадцати сеансов…
– Синильга? – переспросил майор, которому это имя показалось смутно знакомым. – Пусть будет Синильга!
Молодой человек провел его по коридору к двери темного дерева, постучал, потом открыл эту дверь и втолкнул Патрикеева в полутемную комнату, проговорив:
– Синильга Ивановна, к вам пациент! Жалобы на…
– Не говори мне, на что он жалуется, – раздался из темноты низкий хрипловатый голос. – Я сама прочту это на его лице! Я сама определю это по его ауре!..
Дверь за спиной майора закрылась.
Его глаза привыкли к скудному освещению, и он огляделся.
Патрикеев находился в большом мрачном помещении, освещенном только двумя дымными факелами, укрепленными на стенах. На полу была расстелена медвежья шкура, на стенах, как и в холле, висели шаманские бубны, маски и прочие магические аксессуары.
Посреди комнаты в массивном деревянном кресле восседала женщина лет сорока, определенно восточной внешности, облаченная в наряд из грубо выделанной кожи и меха. В ее лице еще сохранились остатки яркой экзотической красоты. К удивлению Патрикеева, волосы шаманки были не черными, как у всех восточных народов, а белыми, как снег. Узкие глаза женщины горели тусклым огнем – в них отражался колеблющийся свет факелов.
ebooksa