– Игра, в которую мы не играем, – заметила одна из них.
– У Нормана серьезные проблемы?
– Да.
После этого они перестали разговаривать. Они не понимали, как реагировать на тон Генри.
Грейс осторожно передала ему лист бумаги, словно не была уверена, что сможет при этом сохранить пальцы.
– Погодите, – запротестовал высокий юноша. – Мне тоже не нравится Норман, но разве нам стоит вот так давать его…
Генри повернулся и посмотрел на него. Парень побледнел и закрыл глаза.
Захлопнув дверь и врубив передачу, Генри стартанул по парковке, сжигая резину. Он сверился с часами. 23:36. Времени практически не оставалось.
– …и последняя соединяется здесь. – Норман выпрямился и просиял, с гордостью глядя на пол в своей квартире.
Белые очертания пентаграммы едва виднелись под окружающими ее красными и желтыми символами. Он погладил открытую страницу гримуара, повторяя контур пентаграммы, которую только что воспроизвел.
– Скоро, – сказал он книге, – скоро.
От запаха акриловой краски у нее под носом Вики еще сильнее затошнило, а в глазах защипало и зачесалось. Она больше не могла игнорировать свое состояние – приходилось терпеть. Сперва ей показалось хорошей идеей стереть фрагмент пентаграммы, пока краска не высохла, но потом она поняла, что этим только выпустит демона на свободу раньше. Но что-то же она может сделать? Она отказывалась принять, что Норман Бедуэлл победил.
Корин переводила взгляд с пентаграммы на Нормана и обратно на сохнущую краску. Все это происходило взаправду – теперь она начинала верить. Во рту внезапно пересохло, а сердце билось так громко, что тощий гик должен был это услышать. Она с новыми силами принялась освобождать правую ногу. После того как она вернулась из туалета и Норман снова ее привязал, ей удалось несколько ослабить хватку носков.
Все то время, что он занимался бог знает чем, Корин понемногу растягивала носки. Рано или поздно она освободит ногу. На данный момент ее мозг отказывался думать о том, что произойдет позже.
Норман поставил пять новых свечей вокруг пентаграммы. Красные и желтые витиеватые свечи оказалось куда легче найти, чем черные из перечня. Он держал гримуар при себе, зажав под мышкой, когда нужно было освободить руки, а в остальное время прижимал книгу к груди. Без нее он чувствовал себя неполным, словно она стала частью него. Он даже взял ее с собой, когда отправился днем в магазин «Канэдиан Тайерз», чтобы купить новую хибати. Когда он сжимал гримуар, то знал, что его самые дикие мечты сбудутся.
Пульсация в голове нарастала, становилась все более дикой, принуждала. Тон менялся в зависимости от его действий, а может, это его действия менялись в зависимости от тона – Норман уже не был уверен.
Вытаскивая крохотный гриль из коробки и устанавливая его возле балконных дверей, он проверил, насколько его аудитория впечатлилась. Женщина постарше снова закрыла глаза, очки сползли настолько, что он мог видеть поверх них. Но она все еще дышала, а больше ему было и не нужно. Он разозлится, если она умрет до того, как он убьет ее, потому что тогда придется использовать Корин, а у него на нее другие планы. Корин тоже происходящее не слишком впечатляло, но она выглядела испуганной, а сейчас этого вполне достаточно.
– Ты больше не смеешься.
Он пихнул ее гримуаром в спину и ощутил удовольствие от того, как она вздрогнула при его прикосновении, затем сел на корточки и установил три угольных брикета.
– Не над чем смеяться, Норман.