Он осторожно щепотью клал себе на ладонь цветы – сухие и блеклые, утратившие яркие краски, – голубоватые, жёлтые, розоватые и белые, казавшиеся какими-то серыми, любовно разглядывал их и ссыпал обратно в ящик.
Ида Самойлова глубокомысленно наморщила лоб.
– Мои цветочки, – повторил Лещенко. – Ландыш – он от сердца, васильки – если моча никак не идёт, клевер – при слабости, ночную фиалку дают при поносах, особо, ежели отварить с вином, коровяк от кашля, ну, а ромашку – ее от простуды, и при болях…
Нет, он действительно всё знал и ничего не держал бесцельно!
– Профессор! – иронически заметил Оплачко, начиная уже раздражаться, – захваченный им с собой эксперт разбирался во всех этих цветочках и травках значительно хуже и медленнее этого вежливого старичка.
– А что вы думаете? – неожиданно вступился за Лещенко Евдокимов. – Тихон Петрович и в самом деле большой специалист. Нам есть чему у него поучиться.
Оплачко удивлённо взглянул на Евдокимова и ничего не сказал.
– Ну, а порошки? – настойчиво спросил он Лещенко, возвращаясь к цели своего обыска.
– А порошки – вот…
Старик достал из ящика пачку порошков в обычных белых бумажках.
– Что это? – строго спросил Оплачко.
– Соль – сказал Лещенко. – Наговорная соль.
– Гм, гм, – похмыкал Оплачко и подал несколько порошков Иде Самойловне. – Попробуйте, товарищ Брук.
– Что-о? – сказала товарищ Брук. – А если это яд?
– Как же быть? – задумчиво произнёс Оплачко, больше обращаясь к самому себе. – Может и вправду…
Лещенко потянулся к Оплачко.
– Позвольте.
Он взял из рук Оплачко порошки, присел к краешку стола, развернул ссыпал на одну бумажку, вытряс себе на язык и даже облизнулся.
– Соль, – категорически заявил Лещенко и ещё раз подтвердил: – Обыкновенная соль.
Ида Самойловна нерешительно взяла один порошок и тоже развернула, внимательно посмотрела на кристаллы лежащие на бумажке и осторожно прикоснулась к ним языком.