Крутанулась Сирин на куриных лапах своих. Ухмыльнулась сёстрам своим красавицам.
— Принесите мне воды колодезной от самых корней земли-матушки.
Исполнили тут же Гамаюн и Алконост, хоть и кривились презрительно. Поставили чан с водицей холодной, ключевой.
— Посмотри, Гаяна, в отражение, — подтолкнула Сирин девушку. — Да скажи, что видишь.
Долго девушка всматривалась.
— Вижу автобус, двадцать шестой. Я на нём с работы ездила. Я плачу почему-то…
— Смотри дальше.
— Парень напротив сел, что-то говорит. Я вспомнила, это день, когда меня уволили. Тамара Ивановна сказала, что я размазня и никуда не гожусь…
— Смотри дальше.
— Мост, рядом женщина. Подаёт эскизы. Ветер. Она меня толкает!
Гаяна осела кулем и разревелась, некрасиво сморкаясь и задыхаясь.
— Что ты там увидела, девонька? — ласково спросила Сирин.
— Настя, это Настя меня убила. Зачем? Я не понимаю.
— Ну всё, всё, — большие крылья сомкнулись над головой девушки, защищая и оберегая. — Это пустое, всё наладится. Поговорим с Марусей.
— Не надо с ней, я сама.
— Хорошо, девонька.
Рарог сокол с сёстрами и названной дочерью стояли в стороне. Не знакомы и не понятны им слёзы чужие. Драться они умели, выжигать и мстить. Но никто из огненных не ронял воду с ресниц, не горевал, не тосковал.
— Нашла ли ты молодца, который мил тебе? — вопросил Рарог.
— Найду, — отозвалась Гаяна.
Следующая неделя не задалась с самого начала. Каждое утро Гаяна приходила к конечной остановке двадцать шестого и каталась на нём до вечера. Водители на неё косо смотрели, но молчали. Мало ли сумасшедших? За проезд платит, не буянит — и ладно.