Жизнь Марии Медичи

22
18
20
22
24
26
28
30

А вскоре после этого Жаклин д’Эcкоман обвинили в том, что она, не имея средств на содержание своего сына в приюте, пыталась подбросить малыша. Ее немедленно арестовали, и, согласно закону, ей угрожала смертная казнь. Но судьи оказались мягкосердечными: они посадили ее в тюрьму, а потом отправили в монастырь.

В январе 1611 года Жаклин д’Эскоман вышла из монастыря и попыталась опять вывести заговорщиков на чистую воду. Она стала утверждать, что они поддерживали связь с мадридским двором. Об этом же сообщает в своих «Мемуарах» и некий Пьер Дюжарден, именовавшийся капитаном Лагардом. Эти «Мемуары» были написаны в Бастилии, куда Лагард был заключен в 1616 году. Он вышел на свободу после окончания правления Марии Медичи. Лагард узнал о связях заговорщиков, находясь на юге Италии, откуда энергичный представитель испанского короля в Милане граф Фуэнтес руководил тайной войной против Франции. Лагард, приехав в Париж, сумел предупредить Генриха IV о готовившемся покушении, но король не принял никаких мер предосторожности. В «Мемуарах» Лагарда имеются не очень правдоподобные детали — вроде того, будто он в 1608 году видел Равайяка в Неаполе, куда тот якобы привез письма от герцога д’Эпернона к графу Фуэнтесу.

Историк Анри Мартен по этому поводу пишет:

«Согласно Дюжардену, Неаполь в то время был очагом заговоров против Генриха IV, и он был предупрежден об опасностях, которые ему угрожали. “Манифесты” д’Эcкоман и Дюжардена дошли до нас: не исключено, что они оба и делали Генриху IV заявления против герцога д’Эпернона; также возможно, что они примешали сюда Равайяка лишь для того, чтобы придать себе значимости. Судьба Дюжардена оказалась более счастливой, чем судьба д’Эcкоман: он некоторое время просидел в тюрьме, но Людовик XIII в 1619 году выпустил его на свободу и даже даровал ему пенсию. Возможно, он действительно заинтересовал короля, а может быть, это его фаворит де Люинь воспользовался обвинениями Дюжардена, чтобы использовать их в качестве оружия против д’Эпернона».

Интересно, что показания Жаклин д’Эскоман были опубликованы при правлении Марии Медичи, когда она боролась с мятежом крупных вельмож и хотела обратить против них народный гнев. Характерно, что эти показания не компрометировали королеву-мать. А вот «Мемуары» Лагарда были написаны уже после падения Марии Медичи и явно имели целью очернить королеву и ее союзника герцога д’Эпернона.

Таким образом, оба эти свидетельства могут внушать известные подозрения. Вполне возможно, что Генрих IV пал жертвой «испанского заговора», в котором участвовали какие-то другие люди. В пользу этого предположения говорят упорные слухи об убийстве французского короля, распространившиеся за рубежом еще за несколько дней до 14 мая, когда король действительно был убит, а также то, что в государственных архивах Испании чья-то заботливая рука изъяла важные документы, относившиеся к периоду с конца апреля и до 1 июля 1610 года.

Что французский король пал жертвой заговора, руководимого испанцами, впоследствии утверждали такие осведомленные лица, как герцог де Сюлли, личный друг и советник Генриха IV, а также кардинал де Ришелье.

А в 1611 году разговорчивую Жаклин д’Эскоман снова бросили в тюрьму и предали суду. Однако процесс в отношении нее принял нежелательный для властей оборот. Слуга некоей Шарлотты дю Тилле, которая была близка к маркизе де Верней и находилась в придворном штате королевы, показал, что не раз встречал Равайяка у своей госпожи. Это подтверждало свидетельство Жаклин д’Эскоман, также служившей некоторое время у Шарлотты дю Тилле, которой ее рекомендовала маркиза де Верней. Судебное следствие тут же прервали, «учитывая достоинство обвиняемых».

У всех складывалось впечатление, что дело явно старались замять. Подавленный этим, председатель суда, в конце концов, был отстранен от должности, а на его место был назначен друг королевы. После этого высший суд вынес свое решение: с герцога д’Эпернона и маркизы де Верней снималось выдвинутое против них обвинение, а вот Жаклин д’Эскоман в июле 1611 года была приговорена к пожизненному тюремному заключению. Заметим, что ее продолжали держать за решеткой и после падения Марии Медичи — так опасались показаний этой «лжесвидетельницы».

Историк Анри Мартен пишет:

«Герцог д’Эпернон и мадам де Верней, со своей стороны, стали утверждать, что их оболгали, и потребовали смерти своей обвинительницы. Процесс длился шесть месяцев и закончился оправданием всех, кого обвиняла д’Эскоман, ее же саму приговорили к пожизненному заключению. В головах у многих остались большие сомнения».

Интересно, что примерно в это же время некий прево (королевский чиновник) из Питивье, преданный слуга маркизы де Верней, был арестован за то, что говорил об убийстве короля еще тогда, когда оно только совершалось. Но во время суда его не удалось допросить, так как он был найден в камере задушенным.

Все эти факты выглядели так странно, что невольно напрашивался вывод: Франсуа Равайяк был лишь орудием в руках маркизы де Верней и герцога д’Эпернона, а возможно, и самой Марии Медичи, потому что именно она в конечном итоге распорядилась прекратить все преследования по этому делу. А, в самом деле, не помирились ли обе соперницы на базе обоюдного желания уничтожить мужчину, который их обманывал? Версия вполне вероятная.

Фаворитка, маркиза де Верней, знала, что Шарлотта Маргарита де Монморанси могла занять ее место и, может быть, стать женой короля. Она не забыла ни одной из своих погубленных надежд, ни одного его обмана. Она люто ненавидела короля, продолжая разделять с ним ложе. Разве этого недостаточно для возникновения мысли об убийстве?

Со своей стороны, причины желать устранения короля были и у Марии Медичи. Бурный роман Генриха с Шарлоттой Маргаритой де Монморанси, ставшей женой принца де Конде, вызвал серьезные опасения флорентийки. Зная характер Генриха, она допускала, что он может пойти на развод с ней или приблизить Шарлотту-Маргариту настолько, что она приобретет решающее влияние при дворе. Она просто не в силах была вынести того, что стала посмешищем всей Европы, и мечтала взять реванш, став регентшей королевства.

Таким образом, обе женщины, с большой для себя пользой, смогли объединить свою злобу. В этой связи весьма красноречивым выглядит один факт: после смерти короля маркиза де Верней попросила узнать у Марии Медичи, можно ли ей вновь появиться в Лувре. Королева, которую чувство ревности никогда не отпускало, передала в ответ: «Я всегда буду относиться с уважением ко всем, кто любил короля, моего мужа. Она может вернуться ко двору, ей здесь всегда будут рады…» Это, конечно, не могло не удивить. Однако Генриетта д’Антраг, маркиза де Верней, недолго прожила рядом с королевой.

В один прекрасный день она исчезла из Лувра, перебравшись в свой дом в Верней, где вела угрюмое существование и где, забытая всеми, умерла в 1633 году, в возрасте 59 лет.

Остается лишь отдать должное Равайяку, который даже под пыткой не выдал никого из людей, которые так вероломно использовали его фанатизм, и унес свою тайну с собой.

* * *

А может быть, и это совершенно не исключено, и эту версию поддерживают многие историки, Франсуа Равайяк был просто человеком, банально лишенным рассудка. В частности, биограф Генриха IV Андре Кастело пишет:

«Он не был полностью сумасшедшим — скорее, он был неуравновешенным. Он достиг физического расстройства, которое часто выражается в патологических галлюцинациях. Когда его спросили, кто он по профессии, он ответил, что “призван усовершенствовать процессы, происходящие при дворе”».