Самым явным претендентом считался принц де Конде. Но ведь был еще и Арман Жан дю Плесси, отныне и навсегда — великий и ужасный кардинал де Ришелье!
Теперь положение кардинала коренным образом изменилось. Он уже не был полуссыльным изгоем, как раньше. Теперь с ним вынуждены были считаться все, причем не только члены Королевского совета.
Что касается парижского общества, то в нем возвышение Армана Жана дю Плесси было встречено вполне доброжелательно. Известный придворный поэт Франсуа де Малерб писал одному из своих друзей:
Однако кардинал все еще не пользовался полным расположением короля. Тогдашний венецианский посол докладывал своему правительству: «Господин кардинал де Ришелье здесь единственный, кто противодействует министрам. Он прилагает все усилия для того, чтобы возвысить себя в глазах короля, внушая ему идею величия и славы короны».
Судя по всему, новоиспеченный кардинал хорошо изучил характер Людовика XIII, сделав упор на его тщеславие и желание походить на своего знаменитого отца. Он упорно внедрял в сознание молодого короля такие понятия, как величие, слава, родина.
Когда он вошел в состав Королевского совета и первый раз вошел в зал заседаний, он так взглянул на присутствующих, в том числе на первого министра и любимца короля маркиза Шарля де Лавьевилля, что всем сразу стало понятно, кто отныне здесь хозяин.
Вскоре ему удалось убедить короля в полной беспомощности и несостоятельности его министров Брюлара де Силлери, де Пюизье, де Лавьевилля и других.
Действительно, внутренняя обстановка во Франции была крайне неблагополучной. Повсеместно тлели, готовые в любой момент разгореться, очаги недовольства. Серьезно был подорван и международный престиж Франции, отказавшейся от союза с германскими протестантскими княжествами из религиозно-идеологической солидарности с Габсбургами. На протяжении последних лет как внутренней, так и внешней политикой Франции занимался кто угодно, только не тот, кто умел бы этим заниматься. И вот тут-то Людовик XIII увидел в кардинале де Ришелье человека, который должен был и мог спасти Францию. Он все чаще стал спрашивать у него совета, все чаще стал прислушиваться к этим советам и вскоре уже не мог без них обходиться. Более того, однажды после очередной беседы Людовик XIII неожиданно предложил кардиналу де Ришелье возглавить его Совет и самому определить его состав.
После этого 13 августа 1624 года маркиз де Лавьевилль был арестован, а Ришелье стал чуть ли не самым влиятельным человеком в государстве. В самом деле, до этого ареста в Совет входили Мария Медичи, кардинал Франсуа де Ларошфуко, перешедший в католичество гугенот герцог де Ледигьер, канцлер Этьен д’Алигр и еще несколько государственных секретарей, которые открывали заседания докладами о текущем состоянии дел в королевстве. В принципе ни один приказ не вступал в силу, пока его не завизирует король, чью подпись удостоверял соответствующий секретарь. Когда король отсутствовал, его кресло занимал канцлер.
Кроме королевы-матери и канцлера, никто из членов Совета не имел преимуществ над остальными. Теперь же кардинал де Ришелье, благодаря Марии Медичи, получил такие полномочия, что стал выше не только старика де Ларошфуко, но и канцлера, который до того считался высшим должностным лицом, возглавлявшим королевскую канцелярию и архив, а также хранившим государственную печать. При этом официальная должность де Ришелье звучала всего лишь так: государственный секретарь по торговле и морским делам.
На заседаниях нового Совета кардинал де Ришелье не выпячивал своей новой роли. Напротив, он постарался создать впечатление, что отныне и навсегда всеми делами в королевстве будет управлять только король. Он умолял его «не слушать никаких жалоб на того или иного министра в частном порядке, но самому встать во главе Совета». Идея кардинала была проста: отныне все решения Совета должны быть освещены лично королем, а раз так, то обвинить министров, и прежде всего самого де Ришелье, за допущенные промахи будет просто невозможно.
Кардинал прекрасно знал, что Людовик XIII не способен к самостоятельным поступкам и тем более к изнурительному каждодневному труду, а это означало, что истинным творцом и проводником политической линии будет он, кардинал де Ришелье. Таким образом, он умело взял бразды правления в свои руки, оставив королю лишь прекрасную иллюзию, что все теперь зависит исключительно от его монаршей воли.
Итак, в течение 1624 года кардинал де Ришелье практически прибрал к рукам власть в Совете и в государстве.
Его первым важным дипломатическим успехом стал брак сестры Людовика XIII Генриетты и принца Уэльского, будущего короля Англии и Шотландии, известного в истории как Карл I Стюарт. Этим он ознаменовал возрождение серьезной и продуманной внешней политики Франции, практически сошедшей на нет после смерти Генриха IV, которому первому пришла в голову мысль о желательности этого союза. Переговорам способствовал неослабевающий энтузиазм Марии Медичи, также желавшей этой свадьбы.
Брачный контракт был подписан 17 ноября 1624 года. По этому поводу Мария Медичи устроила грандиозный прием в своем любимом Люксембургском дворце, для которого великий Рубенс только что завершил серию из 22 картин о ее жизни.
Отвлечемся ненадолго от нашего повествования и отметим, что, когда Рубенс представлял Марии Медичи эскизы этих ныне широко известных картин, он очень волновался.
— Вот здесь, — говорил он с заметным фламандским акцентом и дрожью в голосе, — изображена…
— Моя коронация! Это же очевидно. А здесь?
— Регентство и правление королевы.
ebooksa