– Держи карман шире! Скорее озадачился, не мог сообразить, в чем дело. Спросил, не стыжусь ли я того, что мы сделали. Сказал же! Этого я точно никогда не устыжусь… – Внезапно Дороти вернулась из прошлого в настоящее. Смущенно, с испугом огляделась. – Бог знает зачем я тебе все это рассказываю. Хотя нет, знаю: все оттого, что я чертовски нервничаю. О Кристофер, ну разве жизнь наша сегодня не ад? Изводишь себя постоянными тревогами, не в силах сосредоточиться, работать… А ведь в Испании дела теперь ужасны, ты так не думаешь?
– Согласен. Вряд ли правительство победит, разве что чудом.
Дороти в отчаянии смотрела на выход для иностранцев.
– Боже мой, ну что они там тянут?
– На судне было много пассажиров.
– Не так уж много иностранцев, я заметила. Полагаю, они боятся путешествовать.
– Проверки всегда занимают много времени.
– Наверное, ты прав. Я ведь до знакомства с Ойгеном в таких вещах не разбиралась, уже потом стала замечать, как обращаются с гражданами других стран. Когда у тебя британский паспорт, принимаешь его как должное, да? Мне стало стыдно, когда я поняла, как им кичилась – хотя была среди беженцев с тех самых пор, как к власти пришел Гитлер, и мы – кто смог и кто успел – спаслись из Германии… О, во Франции у меня прямо сердце кровью обливалось! Там столько людей, которые знают, что им позволят задержаться в стране всего на несколько недель, и вот они расхаживают туда-сюда у иностранных консульств, с тоской поглядывая на окна, словно в витрины магазинов, заваленные товарами, какие они себе не могут позволить… А ты знаешь, что в Южной Америке есть республики и можно стать их гражданином, еще даже до приезда? Только это чудовищно дорого. Цена, говорят, тысяча фунтов. Да и виза требует взятки, не говоря уже о билете.
– Ты готова отправиться в такое место с Вальдемаром… то есть Ойгеном?
– Нет, называй его Вальдемаром. И я наедине с тобой тоже буду его так звать… Конечно, я бы поехала. С ним – куда угодно. Хотя выбора-то у нас и нет.
– Один выход, вообще-то, есть.
Дороти бросила на меня быстрый взгляд.
– Говоришь, ты знал его в Берлине?
– О да. – Не хотелось говорить об этом чересчур обыденно.
Говорить об этом не хотелось вообще – пока не узнаю, что такого Дороти Вальдемар наплел, а что он утаил. Ведь в этом ее вопросе таился, свернувшись колечком, червь ревности. Несчастная старушка Дороти! Ей выпало столько испытаний, так зачем пробуждать в ней ревность? Да к кому! Ко мне!
– Мисс, прошу сюда.
Это произнес пограничник из отдела по приему иностранцев. Он стоял в дверях кабинета, от которого мы отвернулись всего на мгновение. Очевидно, на Дороти пограничнику указал Вальдемар – мы заметили его за спиной у чиновника.
– Конечно, – ответила Дороти и заметно побледнела, готовясь к разговору. – Идем, – прошептала она, вцепившись в мой рукав, и мы вдвоем вошли в кабинет.
Вальдемар сидел на жестком конторском стуле. Запуганный, он вдруг показался мне еще моложе: этакий крестьянский паренек, загнанный в угол.
Чиновник, пригласивший нас войти, оказался всего лишь помощником офицера, что сидел за столом и, собственно, вел допрос. Это был опрятный мужчина невысокого роста, чьи темные глаза постоянно улыбались, тогда как на плотно сжатых губах от улыбки не виднелось и тени.