Другая страна

22
18
20
22
24
26
28
30

Она хотела разбудить его, но передумала и на цыпочках прошла в детскую, где спали Пол и Майкл. Пол лежал на животе, запрокинув руки, простыня сбилась к ногам. Кэсс с удивлением отметила про себя, как вырос и возмужал сын, это был уже не ребенок, а подросток. Как внезапно, как быстро это случилось – будто во сне! Кэсс взглянула на спящего сына и задала себе вопрос: о чем он думает последнее время, какие суждения выносит? А заметив, как слегка дернулась во сне его нога, с любопытством прикинула, какой ему может сниться сон. Она осторожно подтянула простыню и укрыла его. Потом перевела взгляд на Майкла. Этот молчун спал на боку, свернувшись калачиком, как будто и не выходил из чрева матери, зажав руки между ног. На лбу сына проступили капельки пота, но Кэсс не решилась их утереть: Майкл спал очень чутко. Стараясь ступать как можно тише, она подняла простыню с пола и укрыла сына. Потом тихо вышла из спальни и прошла в ванную. И тут она услышала, как в гостиной Ричард с шумом спустил ноги с дивана.

Кэсс умылась, причесалась и немного постояла, изучая в зеркале свое усталое лицо. Потом направилась в гостиную. Ричард сидел на диване, уставившись в пол, и держал в руке стакан с водкой.

– Привет, – сказала она. – Чего это ты вздумал здесь спать? – Она забыла свою сумочку в ванной и потому подошла к бару за сигаретами, взяла одну и закурила. Потом спросила насмешливо: – Ты, надеюсь, не меня ждал?

Он поднял на нее глаза, осушил стакан и протянул ей:

– Налей мне еще. И себе налей.

Кэсс взяла пустой стакан. Его лицо, казавшееся во сне таким юным, стало теперь лицом почти пожилого человека. Сердце ее сжалось от боли и страха. Поворачиваясь к нему спиной, она вдруг с каким-то безумным отчаянием повторила про себя строчку из плача Клеопатры по Антонию: «Его лицо так лучезарно было…»[64] Кажется, так? Дальше Кэсс не могла вспомнить. Она плеснула Ричарду водки, а себе налила виски. Льда в ведерке не было.

– Тебе лед нужен?

– Нет.

Она вручила ему стакан, а себе подлила в виски чуточку воды. Бросила на него украдкой взгляд – ее мучило чувство вины. Его лицо так лучезарно было, как небосвод, где солнце и луна свершают путь свой…

– Присядь, Кэсс.

Она отошла от бара и села на стул напротив него. Сигареты остались на баре. Свершают путь свой, освещая жалкий кружок земли…

Ричард задал вопрос почти дружелюбным тоном:

– Где ты была, Кэсс? – Он взглянул на свои часы. – Уже третий час.

– Я теперь часто прихожу после двух, – ответила она. – Ты что, первый раз заметил? – Она сама поразилась, насколько враждебно прозвучал ее голос, и отпила немного из своего стакана. Мысли ее вдруг непостижимым образом унеслись далеко, в них возник образ родной Новой Англии, луга, утопающего в голубых цветах. Луг шел под откос к лесу, было тихо и пустынно, а высокая трава скрывала их с Ричардом. Солнце страшно пекло. Лицо Ричарда склонилось над ней, его руки обнимали и жгли ее, его тело вминало ее в цветы. Военная фуражка и китель валялись рядом, рубашка расстегнулась до пояса, и жесткие блестящие волосы на груди впивались в ее нежную кожу. Ей было страшно, она сопротивлялась. Его лицо исказила гримаса муки и ярости. Она беспомощно подняла руки и погладила его по голове. Я не могу.

Но мы поженимся, ты что, не помнишь? Ведь через неделю нас отправляют за океан.

Нас здесь могут увидеть.

Сюда никто не придет. Все ушли.

Не здесь.

А где?

– Нет, – ответил он подозрительно спокойно, – не первый.