– Она уже беременна.
Ему хотелось сказать это небрежно, как говорят, например: «Я засеял сегодня западное поле». Но он не смог. Хотя он говорил тихо, ему казалось, что он выкрикивает слова громче, чем следует.
Старик заморгал сначала, а потом понял и залился смехом.
– Хе-хе-хе! – обратился он к невестке, когда она подошла ближе. – Так, значит, скоро и жатва!
Ее лица не было видно в сумерках, но она ответила спокойно:
– Я сейчас приготовлю ужин.
– Да, да, ужин, – подхватил старик, следуя за ней, точно ребенок.
Как мысль о внуке заставила его забыть про ужин, так теперь новая мысль о еде заставила его забыть о ребенке.
Но Ван Лун сел в темноте на скамью за столом и опустил голову на сложенные руки. Вот из этого тела, из его чресл явится новая жизнь!
Глава III
Когда время родов приблизилось, он сказал жене:
– Нам нужно взять кого-нибудь в помощницы на это время, какую-нибудь женщину.
Но О Лан отрицательно покачала головой. Она мыла чашки после ужина. Старик ушел спать, и они остались одни в полутьме. Их освещало только колеблющееся пламя жестяной лампочки, наполненной бобовым маслом, в котором плавал скрученный из хлопка фитиль.
– Не нужно женщины? – спросил он в замешательстве. Теперь он начал привыкать к таким разговорам с ней, где ее участие ограничивалось только движением головы или руки, самое большое – одним-двумя словами, которые скупо ронял ее крупный рот. Он уже не тяготился такого рода беседой.
– В доме только двое мужчин, так не годится! – продолжал он. – Моя мать брала женщину из деревни. Я в таких делах ничего не смыслю. Разве нет никого в доме Хванов, никакой старухи рабыни, с которой ты дружила и могла бы позвать к себе?
Впервые он заговорил о доме, откуда она пришла. Она повернулась к нему, – он еще не видел ее такой: ее узкие глаза расширились, и лицо покраснело от гнева.
– Только не из этого дома! – закричала она.
Он уронил трубку, которую набивал табаком, и в изумлении посмотрел на нее. Но ее лицо опять было такое же, как всегда, и она молча собирала посуду со стола.
– Вот так штука! – сказал он в изумлении, но она не ответила. Потом продолжал начатый спор: – Мы, мужчины, ничего не смыслим в таких делах. Отцу не годится входить в твою комнату, а сам я ни разу даже не видел, как телится корова. Мои неловкие руки могут повредить ребенку. А вот кто-нибудь из большого дома, где рабыни постоянно рожают…
Она аккуратно сложила палочки на столе в ровную кучку, посмотрела на него и, помолчав, сказала: