Иногда он слегка жаловался на сыновей, если они приходили не каждый день, и говорил Цветку Груши, которая всегда была с ним:
– Ну чем они так заняты?
Но если Цветок Груши говорила:
– Они во цвете лет, и теперь у них много дел: твоего старшего сына назначили чиновником в городе, и он ведет знакомство с богатыми людьми, у него новая жена, а средний сын строит себе большую новую лавку.
Ван Лун слушал ее, но не понимал ее слов и забывал обо всем, стоило ему посмотреть на свою землю.
Но однажды ум его прояснился. Это было в тот день, когда пришли оба его сына и, почтительно ему поклонившись, прошли вокруг дома в поле. Ван Лун молча вышел за ними следом, и когда они остановились, он очень медленно подошел к ним. Они не слышали его шагов и ударов посоха о мягкую землю, и Ван Лун слышал, как его средний сын сказал своим вкрадчивым голосом:
– Это поле мы продадим и вот это тоже, а деньги разделим между собой поровну. Твою долю я возьму взаймы под хороший процент, потому что теперь, когда прошла железная дорога, я могу отправлять рис к морю и…
Но старик услышал только слова «продадим землю» и закричал дрожащим и прерывающимся от гнева голосом:
– Как, дурные, ленивые сыновья! Продать землю?
Он задыхался и упал бы, если бы они его не подхватили и не удержали, – и он заплакал.
Они стали успокаивать его и говорили в утешение:
– Нет, нет, мы никогда не продадим земли.
– Конец семье, если вы начнете продавать землю, – сказал Ван Лун, задыхаясь. – От земли мы ведем начало и в землю должны лечь. И только владея землей, можно жить: землю никто не украдет у вас.
И скудные старческие слезы высохли у него на щеках, оставив на них соленые пятна. Он нагнулся, взял горсть земли и, держа ее в руке, пробормотал:
– Если вы продадите землю, – это конец.
Сыновья держали его под руки с каждой стороны, а он крепко сжимал в руке теплую, рыхлую землю. И они утешали его и повторяли снова и снова:
– Отдыхай спокойно, отец, не тревожься! Земли мы не продадим.
Но за спиной старика они обменялись взглядами и улыбнулись.