– Говори, – ответил сын, – я здесь.
Но когда Ван Лун хотел заговорить, он вдруг забыл, о чем хотел сказать сыну, и слезы выступили у него на глазах, потому что он с таким трудом старался удержать эту мысль, а она своевольно ускользнула от него.
Тогда он позвал Цветок Груши и сказал ей:
– Дитя, о чем я хотел говорить?
И она ответила кротко:
– Где ты был сегодня?
– Я был в поле, – ответил Ван Лун, не сводя глаз с ее лица.
И она снова кротко спросила:
– На каком участке ты был?
И сразу эта мысль возникла снова в его уме, и он закричал, плача и смеясь:
– Я помню, я помню! Сын мой, я выбрал себе место в земле: оно ниже моего отца и дяди и выше Чина, рядом с вашей матерью. И мне хотелось бы видеть свой гроб, прежде чем я умру.
Тогда старший сын Ван Луна воскликнул почтительно и сообразно приличиям:
– Не говори этого, отец мой, я сделаю, как ты велишь!
И он купил покрытый резьбой гроб, вытесанный из цельного ствола благоуханного дерева, которое идет только на гробы и ни на что больше, потому что это дерево прочно, как железо, прочнее человеческих костей.
И Ван Лун утешился. Он велел внести гроб в свою комнату и смотрел на него каждый день.
Потом он подумал о другом и сказал:
– Я велю перенести его в старый дом, там проживу остаток моих дней и умру там.
И когда сыновья увидели, что все его помыслы сосредоточились на этом, они сделали по его желанию, и он вернулся в дом на своей земле вместе с дурочкой и Цветком Груши и слугами, какие им были нужны. И Ван Лун снова поселился на своей земле, оставив дом в городе и семью, которую он основал.
Прошла весна, и лето сменилось временем жатвы, и перед наступлением зимы жарко пригревало осеннее солнце. Ван Лун сидел на том же месте у стены, где сиживал его отец. И он теперь не думал ни о чем, кроме еды, питья и земли. Но он думал не о том, какой урожай принесет его земля, и не о том, какие нужно сеять семена, – он не думал ни о чем, кроме самой земли. И иногда нагибался и брал землю в горсть и сидел, держа ее в руке, и она казалась полной жизни в его пальцах. Он был доволен, держа ее в руках, и думал в полудремоте о ней и о своем гробе, который стоял в комнате, а добрая земля неторопливо ждала, пока он в нее возвратится.
Сыновья были к нему почтительны и приходили к нему каждый день, или по крайней мере через день, и посылали ему легкие кушанья, пригодные для его возраста, но ему больше нравилось замешивать болтушку из муки с горячей водой и хлебать ее, как делал отец.