– Да мы все тут на ахти, – хмыкнула Алка. – Кроме Мары, разумеется. – То был единственный раз, когда она поехала с ними в Москву. И они ради нее взломали дверь подвала, чтобы показать, где они тусили все лето.
– Богема тоже ничего, – заметила Пила. – Ей черное идет. Ведь тогда были поминки по твоему деду? Сороковой день?
– Так, не будем о грустном! – хлопнула в ладоши Мара. – Давайте праздновать.
Сели за стол. Тюля тут же узрела селедку под шубой и начала облизываться на нее.
– Это, кстати, нам презентовала соседка, – сообщила подругам Мара. – А еще рулет и лобио. – Про хлеб умолчала. Она его утром доела, разогрев в буржуйке.
– Какая соседка? – спросила Богема.
Мара объяснила.
– С сыном, говоришь, отмечала Новый год?
– Ага.
– Совсем крыша съехала у тетки, – вздохнула та. – Умер он давно.
Мелкая ахнула:
– А что случилось?
– Он дурачком родился. Ядвига себя в этом винила. Тренировалась, будучи глубоко беременной. Не могла от Олимпиады отказаться. Ей уже под сорок, карьера на закате. Хотела уйти красиво, взять медаль, да еще в родном городе – Москве. В итоге золото выиграла, а ребенка родила больного.
– Тут не нагрузки, наверное, повлияли, а нервы…
– Может быть, – пожала плечами Элиза и плеснула себе в шампанское водки. У отца слила. – За победу Ядвиге крупную денежную премию дали, она на нее дом себе купила в этом поселке. Сюда она своего Коленьку-дурачка и отправила вместе с нянькой. Сама в Москве осталась. Там жила, детей тренировала. Я его не застала. Отец – да. Рассказывал, что тот непоседливым был, постоянно сбегал от няньки. Хотел играть с другими ребятами, а тут летом полно детворы было. И дачники, и из рабочего поселка ребята. Коля к девочкам тянулся. Они не обижали его, как пацаны. Но он уже лет в восемь стал им юбки задирать, свои шортики стягивать, чтоб «кукушонка» показать. Родители девочек явились к Ядвиге с требованием держать своего озабоченного дурачка подальше от их детей. Та сменила пожилую няньку на относительно молодую, бывшую спортсменку, как и Ядвига. Вроде бы из какой-то союзной республики. Она не хотела возвращаться на родину, а тут жить негде, вот и согласилась приглядывать за Коленькой. И крыша над головой, и зарплата…
Девчонки слушали Богему с интересом. Впрочем, как всегда. Она складно говорила, легко составляла длинные предложения, мат использовала не для связки, а для усиления эффекта и вворачивала словечки, которые Матвей, к примеру, не понимала. Какие-то заумные, но прикольно звучащие.
– Как ее звали? – спросила Тюля, с удивлением обнаружившая, что ее тарелка пуста. А ведь она не только сельдь под шубой на нее положила, но и картошку, и лобио.
– Без понятия, отец не говорил. Но в поселке ей дали кличку Балу.
– Медведя из «Маугли» так звали.
– Точно. Он был нянькой мальчишки. Как и наша дама. И она везде ходила с Коленькой. Зорко за ним следила. И защищала. Чуть кто из пацанов крикнет в его адрес что-то обидное, она ему оплеуху.