Мегрэ и его мертвец

22
18
20
22
24
26
28
30

— Где подцепила его?

— На улице.

В участок! Иностранцу сунули его одежду и знаками велели одеваться. Долгое время он ничего не соображал. Только возмущался, повернувшись к своей спутнице. По-видимому, требуя вернуть деньги. Возможно, он только что приехал во Францию и остаток первой же ночи ему предстоит провести в полицейском участке на набережной Орлож.

— Документы…

В приоткрытые двери виднелись облупленные стены. В комнате стоял запах барака.

Возле полицейских фургонов сгрудилось десятка полтора-два задержанных. Их по одному заталкивали внутрь. Кое-кто из проституток — им было не впервой — шутили с полицейскими, делая порой непристойные жесты.

Кто-то рыдал, кто-то сжимал кулаки. В числе задержанных был бритоголовый юнец. У него нашли пистолет.

В гостиницах и на улице шла лишь предварительная проверка. Настоящая работа начнется в полицейском участке. Займет она остаток ночи и утро.

— Документы…

Больше всех нервничали владельцы гостиниц: с полицией шутки плохи. Ни у одного документы не были в порядке. В каждом доме обнаружены незарегистрированные постояльцы.

— Знаете, господин инспектор, законы я чту. Но когда к тебе вваливаются среди ночи, а ты еще и проснуться-то как следует не успел…

В «Золотом льве» — эта гостиница была к Мегрэ ближе остальных — распахнулось окно. Раздался свиток. Подойдя, комиссар вскинул голову.

— В чем дело?

— Поднимитесь, пожалуйста, господин комиссар, — робко произнес молодой детектив, словно нарочно очутившийся именно здесь.

В сопровождении Люка Мегрэ поднялся по скрипучей узкой лестнице. Трущобы эти, кишащие насекомыми, следовало снести — а еще лучше сжечь дотла — много лет, если не столетий, назад.

Дверь на третьем этаже открыта. Под потолком тускло светит лампочка без абажура. В комнате пусто. Две железные кровати, одна из них не заправлена. На полу матрас, грубые шерстяные одеяла. На спинке стула висит пиджак, на столе спиртовка, остатки еды, пустые бутылки.

— Сюда, шеф…

Дверь в соседнюю комнату была распахнута. На кровати лежала женщина. Изумительной красоты жгучие глаза впились в вошедших.

— В чем дело? — спросил комиссар.

Ему редко приводилось видеть столь выразительное лицо, а столь неукротимое — никогда.