— Полиция? — поинтересовался владелец.
— Я комиссар Мегрэ.
— Прошу прощения! Не помню номер дома, но могу объяснить, как найти. Раза два-три у него обедал. Жуэнвиль знаете? Представляете, где Остров любви, он сразу за мостом? Так вот, он живет не на самом острове, а в вилле напротив мыса. Наискосок катерная стоянка. Отыщете легко.
В половине девятого такси остановилось перед виллой. На белой мраморной табличке печатными буквами было выведено: «Гнездо» и изображена чайка или похожая на нее птица, опускающаяся в гнездо.
— Видно, долго ломал голову, пока додумался! — заметил Мегрэ, звоня в колокольчик.
Бывшего хозяина «Циферблата» действительно звали Луазо, Дезире Луазо-Птица.
— Он родом с Севера и предложит нам по стаканчику старого джина, вот увидишь.
Так оно и получилось. Их встретила низенькая полная женщина, румяная и белая. Лишь присмотревшись, под толстым слоем пудры на лице ее можно было разглядеть мелкие морщины.
— Господин Луазо! — воскликнула она. — К вам пришли!
Выяснилось, что это сама хозяйка. Мадам Луазо провела посетителей в пахнущую лаком гостиную.
Луазо был тоже дороден, но высокого роста и плечист. Крупнее и выше Мегрэ, он, тем не менее, передвигался с легкостью танцовщика.
— Садитесь, господин комиссар. И вы, мсье?..
— Инспектор Люка.
— Вот как! Я знал одного Люка в школе. Вы, часом, не бельгиец, инспектор? Я лично бельгиец. Можно по акценту определить, верно? И знаете, я не стыжусь своего происхождения. Ничего в этом нет зазорного! Душечка, принеси-ка нам чего-нибудь выпить.
И он угостил пришедших рюмкой можжевеловой.
— Альбера? Конечно, помню. Северянин. Кажется, его мать тоже родом из Бельгии. Мне было жаль, что он ушел. Знаете, в нашем деле главное — это приветливый нрав. Клиентам нравится, когда их встречают улыбкой. Помню одного кельнера. Очень порядочный парень, детей куча. Так у него была такая привычка. Если кто-нибудь из посетителей закажет содовую или «Виши», он нагнется и сочувственно спросит: «У вас тоже язва?» Одна только язва и была у него на уме. Пришлось уволить беднягу: клиенты от него шарахались, как от чумы.
Альбер — совсем другое дело. Веселый малый. Все время что-то мурлыкал. Даже шляпу он носил будто играючи. А когда говорил: «Что за славный денек!», у него это получалось особенно задушевно.
— Он от вас ушел и завел собственное дело?
— Да, где-то у набережной Шарантон.
— Получил наследство?